Язвительный

Б и б л и о т е к а Р у с с к о й К л а с с и к и

Н.С. Лесков 
 

ЯЗВИТЕЛЬНЫЙ

Н.С. Лесков 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

ЯЗВИТЕЛЬНЫЙ 

 
 
 
 

ПОВЕСТИ, РАССКАЗЫ, ОЧЕРКИ 
 

 
 
 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2015 

 1

УДК 822 
 
ББК 84(2 Рос=Рус) 
Л50 

    
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
  
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Лесков Н.С. 
Язвительный. — М.: ИНФРА-М, 2015. — 21 с. — 
(Библиотека русской классики) 
 
ISBN 978-5-16-104655-5 
 

ББК 84(2 Рос=Рус)

© Оформление. ИНФРА-М, 2015 
ISBN 978-5-16-104655-5 

Подписано в печать 08.09.2015. Формат 60x90/16.  
Гарнитура Times New Roman.  Бумага офсетная. 
Тираж 500 экз. Заказ № 
Цена свободная. 
 
ООО «Научно-издательский центр ИНФРА-М» 
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1 
Тел.: (495) 280-15-96, 280-33-86. Факс: (495) 280-36-29 
E-mail: books@infra-m.ru                 http://www.infra-m.ru 
 

 
2 

ЯЗВИТЕЛЬНЫЙ 

  
 
 

1 

  
При прежнем губернаторе у нас не позволялось курить в канцелярии. Старшие чиновники обыкновенно куривали в маленькой комнатке, за правительским кабинетом, а младшие — в сторожке. В этом курении у нас уходила большая половина служебного времени. Я и мои товарищи, состоявшие по особым поручениям, не обязаны были сидеть в канцелярии и потому не нуждались вовсе в канцелярских курильных закоулках; но все-таки каждый из нас считал своею обязанностью прийти покоптить папиросным дымом стены комнаты, находившейся за правительским 
кабинетом. Эта комната была для нас сборным местом, в которое 
всякий спешил поболтать, посплетничать, посмеяться и посоветоваться. 
Один раз, наработавшись вволю над пересмотром только что 
оконченного мною следствия, я вышел прогуляться. День был 
прекрасный, теплый, с крыш падали капели, и на перекрестках 
улиц стояли лужи. Шаг за шагом я дошел до канцелярии и вздумал зайти покурить. Правитель был с докладом у губернатора. В 
комнате за правительским кабинетом я застал двух помощников 
правителя, полицмейстера и одного из моих товарищей, только 
что возвратившегося с следствия из дальнего уезда. Пожав поданные мне руки, я закурил папироску и сел на окно, ничем не 
прерывая беседы, начатой до моего прихода. Возвратившийся 
молодой чиновник особых поручений с жаром рассказывал об 
открытых им злоупотреблениях по одному полицейскому управлению. В рассказе его собственно не было ничего занимательного, и рассказом этим более всех был заинтересован сам рассказчик, веровавший, что в нашей административной организации 
обнаружить зло — значит сделать шаг к его искоренению. Из помощников правителя один еще кое-как слушал этот рассказ, но 
другой без церемонии барабанил по окнам пальцами, а полицмейстер, оседлав ногами свою кавалерийскую саблю, пускал из
 3

под усов колечки из дыма и как бы собирался сказать: «Как вы, 
дитя мое, глупы!» 
  

2 

  
Среди таких наших занятий растворилась дверь, соединявшая 
комнатку с правительским кабинетом, и правитель проговорил 
кому-то: 
— Вот наш клуб. Прошу вас здесь покурить; а я сейчас отделаюсь и буду к вашим услугам. 
В двери показался высокий плотный блондин, лет сорока, в 
очках, с небольшою лысиною и ласковым выражением в лице. 
— Господин Ден, — проговорил правитель, рекомендуя нам 
введенного им господина. — Господин Ден приехал, господа, с 
полномочием князя Кулагина на управление его имениями. Прошу вас с ним познакомиться. Это мои сотрудники N, X, Y, Z, — 
отрекомендовал нас правитель господину Дену. Начались рукожатия и отрывочные: «очень рад, весьма приятно» и т. д. 
Правитель с полицмейстером вышли в кабинет, а мы опять начали прерванный кейф. 
— Вы давно в наших краях? — спросил Дена мой молодой товарищ, слывший за светского человека. 
— Я первый раз в здешней губернии, и даже только со вчерашнего дня, — отвечал г-н Ден. 
— Да; я не то спросил. Я хотел сказать: вы уже знакомы с нашей губернией? 
— Не знаю, как вам сказать, — и да и нет. Я знаком с имениями князя по отчетам, которые мне предъявляли в главной конторе, и по рассказам моего доверителя. Но... впрочем, я полагаю, 
что ваша губерния то же самое, что и Воронежская и Полтавская, 
в которых я управлял уже княжескими имениями. 
— Ну, не совсем, — отозвался один помощник правителя канцелярии, слывший у нас за политико-эконома. 
— В чем же резче всего проявляются особенности здешней 
губернии? — отнесся к нему Ден. — Я буду много обязан вам за 
ваши опытные указания. 
— Да во многом. 

 
4 

— О, я не смею спорить; но мне бы хотелось узнать, на чем 
именно я могу споткнуться, если буду держаться здесь системы 
управления, принятой мною с моего приезда в Россию? Я тех 
убеждений, что неуклонная система всегда достигает благих целей. 
Политико-эконом не ответил на этот вопрос Дену, потому что 
молодой чиновник перебил его вопросом: 
— А вы давно в России? 
— Седьмой год, — отвечал Ден. 
— Вы... если не ошибаюсь... иностранец? 
— Я англичанин. 
— И так хорошо говорите по-русски. 
— О да. Я еще в Англии учился по-русски, и теперь опять 
седьмой год изо дня в день с крестьянами; что ж тут удивительного! 
— Вы свыклись и с нашим народом и с нашими порядками? 
— Кажется, — улыбаясь, ответил Ден. 
— Имения князя в нашей губернии не цветут. 
— Да, я это слышал. 
— Вам будет много труда. 
— Как везде. Без труда ничего не двинешь. 
— Может быть, побольше, как в другом месте. 
— Ннчего-с. Нужна только система. Не нужно быть ни варваром, ни потатчиком, а вести дело систематически, твердо, настойчиво, но разумно. Во всем нужна система. 
— Где же вы намерены основать свою резиденцию? — спросил политико-эконом. 
— Я думаю, в Рахманах. 
— Отчего же не в Жижках? Там покойная княгиня жила; там 
есть и готовый дом и прислуга; а в Рахманах, мне кажется, ничего 
нет, — заметил молодой чиновник. 
— У меня на это есть некоторые соображения. 
— Своя система, — смеясь, вставил помощник правителя. 
— Именно. 
Правитель с шляпой на голове отворил двери и сказал Дену: 
«Едем-с!» 
Мы пожали опять друг другу руки и расстались. 
  

 5

Село Рахманы находится в соседстве с Гостомельскими хуторами, где я увидел свет и где жила моя мать. Между хуторами и 
селом всего расстояния считают верст девять, не более, и они 
всегда на слуху друг у друга. Заезжая по делам службы в К—ой 
уезд, я обыкновенно всегда заворачивал на хутора, чтобы повидаться с матушкой и взглянуть на ее утлое хозяйство. Мать моя 
познакомилась с Стюартом Яковлевичем Деном и с его женою и 
при всяком свидании со мной все никак не могла нахвалиться 
своими новыми соседями. Особенно она до небес превозносила 
самого Дена. 
— Вот, — говорила она, — настоящий человек; умный, рассудительный, аккуратный. Во всем у него порядок, знает он, сколько можно ему издержать, сколько нужно оставить; одним словом, 
видно, что это человек не нашего русского, дурацкого воспитания! 
Другие соседи тоже были без ума от Дена. Просто в пословицу 
у них Ден вошел: «Ден говорит, так-то надо делать; Ден так-то не 
советует», и только слов, что Ден да Ден. Рассказам же и анекдотам про Дена и конца нет. Повествуют, как все отменилось в 
княжеских имениях с приезда Стюарта Яковлевича, все, говорят, 
на ноги поднял; даже отъявленных воров, которых в нашем крае 
урожай, и тех определил в свое дело. Да еще так: самых известных лентяев поделал надсмотрщиками по работам; а воров, по 
нескольку раз бывших в остроге, назначил в экономы, в ключники да в ларечники, и все идет так, что целый округ завидует. 
«Вот, — думаю себе, — дока-то на наших мужиков явился!» 
Хотелось мне самому посмотреть на рахманские диковины, да 
все как-то не приходилось. А тем временем минул год, и опять 
наступила зима. 
  

4 

  
Вечером 4 декабря жандарм принес мне записку, которою дежурный чиновник звал меня позже, в одиннадцать часов, к губернатору. 

 
6 

— Вы, кажется, здешний уроженец? — спросил меня губернатор, когда я вошел к нему по этому зову. 
Я отвечал утвердительно. 
— Вы живали в К—ом уезде? 
— Я там, — говорю, — провел мое детство. К—ой уезд мое 
родное гнездо. 
— И у вас там много знакомых? — продолжал спрашивать губернатор. 
«Что за лихо!» — подумал я, выдерживая этот допрос, и отвечал, что я хорошо знаю почти весь уезд. 
— У меня к вам есть просьба, — начал губернатор. — Пишет 
мне из Парижа князь Кулагин, что послал он в свои здешние 
имения англичанина Дена, человека сведущего и давно известного князю с отличной стороны, а между тем никак не огребется от 
жалоб на него. Сделайте милость, — не в службу, а в дружбу: 
съездите вы в К—ой уезд, разузнайте вы это дело по совести и 
дайте мне случай поступить по совести же. 
Поехал я в город К. в эту же ночь, а к утреннему чаю был у 
моей матери. Там о жалобах к—ских крестьян на Дена и слуху 
нет. Спрашиваю матушку: «Не слыхали ли, как живут рахманские мужики?» 
— Нет, мой друг, не слыхала, — говорит. — А впрочем, что 
им при Стюарте Яковлевиче! 
— Может быть, — говорю, — он очень строг или горяч? 
— В порядке, разумеется, спрашивает. 
— Сечет, может, много? 
— Что ты! что ты! Да у него и розог в помине нет! Кого если и 
секут, так на сходке, по мирской воле. 
— Может быть, он какие-нибудь другие свои делишки неаккуратно ведет? 
— Что ты начать-то хочешь? 
— Как, говорю, — он к красненьким повязочкам равнодушен 
ли? 
— О, полно, сделай милость, — проговорила мать и плюнула. 
— Да вы чего, матушка, сердитесь-то? 
— Да что ж ты глупости говоришь! 
— Отчего же глупости? Ведь это бывает. 
— Подумай сам: ведь он женатый! 
— Да ведь, родная, — говорю, — иной раз и женатому невесть 
что хуже холостого снится. 

 7

— Эй! поди ты! — опять крикнула мать, плохо скрывая свою 
улыбку. 
— Ну чем же нибудь он да не угодил на крестьян? 
— Что, мой друг, чем угождать-то! Они галманы были, галманы и есть. Баловство да воровство — вот что им нужно. 
  

5 

  
Объехал два, три соседние дома, — то же самое. На Николин 
день в селе ярмарка. Зашел на поповку, побеседовал с духовными, стараясь между речами узнать что-нибудь о причинах неудовольствия крестьян на Дена, но от всех один ответ, что Стюарт 
Яковлевич — такой управитель, какого и в свете нет. Просто, говорят, отец родной для мужика. Что тут делать? Верно, думаю 
себе, в самом деле врут мужики. 
Так приходилось ни с чем и ехать в губернский город. 
В городе К. я заехал, без всякой цели, к старому приятелю 
моего покойного отца, купцу Рукавичникову. Я хотел только 
обогреться у старика чайком, пока мне приведут почтовых лошадей, но он ни за что не хотел отпустить меня без обеда. «У меня, 
— говорит, — сегодня младший сынок именинник; пирог в печи 
сидит; а я тебя пущу! И не думай! А то вот призову старуху с невестками и велю кланяться». 
Надо было оставаться. 
— Тем часом пойдем чайку попьем, — сказал мне Рукавичников. 
Нам подали на мезонин брюхастый самовар, и мы с хозяином 
засели за чай. 
— Ты что, парень, был у нас волей, неволей или своей охотой? 
— спросил у меня Рукавичников, когда мы уселись и он запарил 
чай и покрыл чайник белым полотенцем. 
— Да и волей, и неволей, и своей охотой, Петр Ананьич, — 
отвечал я. 
Я знаю, что Петр Ананьич человек умный, скромный и весь 
уезд знает как свои пять пальцев. 
— Вот, — говорю, — какое дело, и пустое, да и мудреное, — и 
рассказал ему свое поручение. 

 
8 

Петр Ананьич слушал меня внимательно и во время рассказа 
несколько раз улыбался; а когда я кончил, проговорил только: 
— Это, парень, не пустое дело. 
— А вы знаете Дена? 
— Как, сударь, не знать! 
— Ну, что о нем скажете? 
— Да что ж о нем сказать? — проговорил старик, разведя руками, — хороший барин. 
— Хороший? 
— Да как же не хороший! 
— Честный? 
— И покору ему этим нет. 
— Строг уж, что ли, очень? 
— Ничего ни капли не строг он. 
— Что ж это, с чего на него жалуются-то? 
— А как тебе сказать... очень хорош, — похуже надо, вот и 
жалобы. Не по нутру мужикам. 
— Да отчего не по нутру-то? 
— Порядки спрашивает, порядки, а мы того терпеть не любим. 
— Работой, что ли, отягощает? — все добиваюсь я у Рукавичникова. 
— Ну какое отягощение! Вдвое против прежнего им теперь 
легче... А! да вот постой! вон мужичонко рахмановский чего-то 
приплелся. Ей! Филат! Филат! — крикнул в форточку Рукавичников. — Вот сейчас гусли заведем, — прибавил он, закрыв окно 
и снова усевшись за столик. 
В комнату влез маленький подслеповатый мужичок с гноящимися глазками и начал креститься на образа. 
— Здравствуй, Филат Егорыч! — сказал Рукавичников, дав 
мужику окреститься. 
— Здравствуй, батюшка Петр Ананьич. 
— Как живешь-можешь? 
— Ась? 
— Как, мол, живешь? 
— А! Да все сла те богу живем. 
— Дома все ли здорово? 
— Ничего будто, Петр Ананьич; ничего. 
— Всем, значит, довольны? 
— Ась? 
— Всем, мол, довольны? 

 9