Император Николай Павлович


 №0 <ДМЯИи;;. Й Si.




                “^ЙМПЕРАТОР'Ь





Николай Павловйчъ.


БЮГРДФПЧЕСЕЕЙ ОЧКРЫЪ,

Соч. К- И. Ярошъ.

ХАРЬКОВА Tati0rpi4iia Губэрвскй.г& ПрьвденЕя. 100О,

Дозволено цензурою. 22 января 1890 г. С.-Петербургъ.

ОГЛАВЛЕНИЕ.


Глава первая.
СгП£>.
Личныя свойства императора.......................1

Глава вторая.

Черты государственна™ у правлен in..............25

Глава третья.

<3ападники5.....................................60

            ГЛАВА ПЕРВАЯ.



Личныя свойства императора.


I.

  Жизнь всякаго человека есть выражеше его характера. Каждое слово наше и каждый шагь вы-ражаютъ, бол'Ье или менее, съ той или иной стороны, нашу внутреннюю сущность. Но бываютъ моменты, когда эта внутренняя человеческая сущность выступаетъ особенно рельефно и ярко. Въ подоб-ныхъ случаяхъ, окружаюпця человека лица заме-чаютъ: «Боже, какъ узнаёмъ мы его въ этомъ дей-ств!и!> или «какъ характеризуетъ его этотъ посту-покъ!>
  Сказанное о жизни отдельнаго человека применимо и къ жизни народовъ. Здесь также мы име-емъ дело съ безконечной вереницей проявлешй на-щональнаго характера. Истор1я народа есть постепенное раскрыт! е его внутреннихъ силъ, способностей и свойствъ. Но эпохи этой исторш не все одинаково выразительны: иныя изъ нихъ являютъ моральную сущность народа въ полутенями и полу-

тонахъ, и только иногда облака поднимаются, ту-манъ разсеявается—и предъ нами, въ свете яр-каго дня, выступаютъ отчетливо черты духовной нащональной фпз1онолпи. Мы полагаемъ съ полными убеждейемъ, что къ числу такихъ моментовъ отечественной исторш, во многихъ отношешяхъ, должно отнести и тридцатилете, занятое царство-вашемъ Николая 1-го.
    Въ ноябре 1825 года скончался императоръ Алек-сандръ. Николай Павловичъ зналъ, что актъ от-речёшя отъ престола цесаревича Константина по-ложенъ покойными императоромн на хранеше вн высппя государственныя учреждения, но, гЬмъ не менЬе, они немедленно принеси верноподданническую присягу старшему брату. Они приняли такое pfaneHie,—по собственными словами,— <въ чистоте совести, преди Богоми, читающими вп глубине сердецъ». Они не спешили вступить вп права вы-сокаго наследства; верный основному государственному закону о престолонаследш, они не хотели воспользоваться отречетемъ цесаревича, полагая, что это отречеше могло быть, или не вполне обдуманными, или не вполне добровольными. Нужны были категоричесшя и настойчивыя подтверждеюя со стороны неизменнаго ви рази сказанноми слове вели-каго князя Константина, чтобы Николай Павловичи согласился наконецп взойти на престолъ. Этотъ первый шаги молодаго императора нашели справедливую оценку въ исторш. Но, позволяемъ себе думать, что истинное величге этого поступка заклю

чается не столько въ томъ, что онъ явилъ собою «назидательное зрелище величайшей законности, умеренности желашй, великодушия и высокой деликатности чувствъ (ср. Schnitzler, Histoire intime de la Russiej», сколько въ томъ, что онъ дали неоспоримое доказательство общности личныхъ взгля-довъ государя съ народными поняйемъ о сущности верховной власти. Здесь добродетель частнаго человека тонетъ въ величш яркаго выразителя натр ональныхъ идеал овъ.
  Верховная власть, по русскому воззрешю, есть высппй пунктъ духовнаго единешя народа. Эта власть не есть лишь внешняя форма или оболочка, въ которую вносятъ все содержите, вместе съ собою, сменяющаяся личности монарховъ. Нетъ, вступая на наследственный престолъ, верховные представители Poccin находятъ здесь уже определенные историчесше, религиозные и этичесюе элементы, которыми и проникаются въ большей или меньшей степени. Такими образомъ, руссюй монархи есть символъ целостности духовной физю-ном!и страны, но символъ, отнюдь не похож!й на пассивное и мертвенное знамя, венчающее, напри-меръ, политическое здаше Англ1и; нашъ символъ активенъ, онъ живетъ и действуетъ индивидуальными силами и свойствами царствующаго въ каждое данное время лица. Такое cnianie во едино об-щенародныхъ идей, задачъ и тенденщй съ индивидуальными особенностями лица не составляетъ непримиримаго противореч1я. Ветхозаветные про

роки были также осуществителями одного и того-же Божьяго д£ла, но это не мешало имъ однако-же им4ть особенная индивидуальныя духовный фи-зйномй, и мы легко отличаемъ слово 1ерем1и отъ слова Исай.
      Людовикъ XIV характеризовалъ свою власть из-речешемъ: «государство—это я»; русск1й монархъ опредЕляетъ свою политическую сущность другимъ положешемъ. Онъ говорить: «я—это вся Росая». Такой тэзисъ означаете, что, по русскимъ поня-нямъ, не государство съуживается до личности государя, а личность царя, его помыслы, зоботы и чувствовашя расширяются до предЬловъ государства. PyccKifi тронъ не есть простой пьедесталъ для личнаго величия монарха; онъ—высошй жер-твенникъ, у котораго происходить священнодЕй-CTBie осуществлешя стремлешй народной жизни. Такимъ образомь, вь поняпе власти входить основными элементомъ идея служешя государству. Гд4 власть считается лишь орущемъ честолюб!я и иныхъ эгоистическихъ интересовъ лица, обладающая ею, тамъ не можетъ быть затруднений вь выбор'Ь средствъ для достижешя вершины государства. Не обращаясь мыслью въ даль прошедшаго или въ глубь Востока, гд$ ступени трона служили часто ареной кровавыхъ сценъ,—даже въ новой ЕвропЗ> находимъ не мало тяжелыхъ зрйлищъ. То видимъ мы власть, захватываемую въ расплохъ, среди револющонныхъ народныхъ б’йдствгй, то видимъ претендентовъ, иду-щихъ въ власти въ обозЕ армй непр!ятельскаго

нашеств!я; въ одномъ Miert власть достигается рядомъ обманныхъ об'Ьщангй, среди криковъ подкупленной прессы, въ другомъ—мы наблюдаемъ поразительную жадность, съ какою новый властитель выхватываетъ скипетръ изъ рукъ еще неохладЬв-шаго трупа предшественника. Печальная картина!...
   СовсЗзмъ иное должно проистекать изъ взгляда на власть, какъ на высокую форму служенгя стране. Исполнеше священнаго дЬла требуетъ чистыхъ рукъ и чистыхъ средствъ. Такое именно понима-нге роли монарха сообщаете велич!е указанному выше образу дМствй Николая Павловича. Устра-нйвъ всякую тЬнь сомнЪшя, утвердившись на почве строгой законности, онъ не спешными, но твердыми шагами занялъ прародительское Micro. Началось достопамятное тридцатилетие, все проникнутое идеей царственнаго «служения Росши».
   «Прошли наши блаженные дни!»—сказалъ молодой императоръ своей супруге, когда пришло время переезжать пзъ Аничкова дворца въ Зим-шй. Въ этомъ трогательномъ восклицании ясно звучите прощайте съ прежней, мирной и уединенной жизнью, и сознаше суровыхъ обязанностей новаго высокаго поприща. Такое сознаше не осталось въ области платонпческихъ намерений. Въ самый первый и тяжелый день своего царствовашя, Николай Павловичъ сказалъ командирамъ гвардаи: «если буду императоромъ хотя одинъ часъ, то все-же покажу, что былъ того достоинъ». Въ последшй-же день, въ минуту предсмертнаго прощашя съ се-

мействомъ, онъ въ двухъ словахъ формулировали свое последнее наставлеше наследнику: «служи Россы». Между этими двумя моментами лежала жизнь, прекрасно очерченная стихомъ Ростопчиной:
             Онъ несъ на иощныхъ раменахъ Кресть честной службы государской.
   Ни опасность, ни личные интересы, ни семейныя заботы не отвлекали царя отъ добросов£стнаго не-сешя этой службы. Затруднешя Россы всегда находили его бодрствующими, б4дств!я страны встречали его на посту. Таки, при первомъ извеспи о безчинствахъ мятежа военныхъ поселешй, онъ явился одинъ, съ своимъ смиряющими, мощными сло-вомъ, среди разнузданной толпы озверелыхъ людей, пренебрегая опасностью, которая существо вала, потому-что присутствовавшее Гнапр. Панаевъ) слышали въ рядахъ поселенцевъ угрожающей ро-потъ: «Полно, настоящы-ли это? Не переряженецъ-ли?...> Въ другой разъ, едва узнавъ о распространены холеры въ Москве, онъ решили тотчасъ же отправиться туда. «Вспомни,—говорила со слезами императрица,—у тебя есть дети». Но Николай Павловичи ответили: «Потому-то именно я и еду, что я отецн: мои родныя дЬти остаются на попечены доброй и нежной матери, но тамъ, въ зараженной Москве, триста тысячъ детей моихъ ждутъ меня...» Оживляя въ памяти ряди подобныхъ фактовъ, мы получаемъ возможность постигнуть высокую истину, заключающуюся въ словахъ за-вещашя императора: «я умираю съ пламенною лю-

бовыо ен нашей славной Росши, которой служили по крайнему моему разум^шю верой и правдой».
  Николай Павловичи были, каки известно, горячими защитникомн строго-монархическаго принципа. Ви этоми отношении они не допускали ни-какихн уступоки и компромиссовъ, подобно тому, каки глубоко-релииозный человеки скорее мирится св полными невРдЬшемъ дикаря, ч^мъ съ сумракомн, вн который пытается окутать релипю слащавый сантиментализмн, или св ересью, вн которой человйчесшй разумъ стремится исправить откровеше. Но не было-ли въ этой стойкости императора чего-либо эгоистичнаго? Не защищалъ-ли онъ въ монархическомь режиме высоту своего по-ложешя? Никоими образомн нельзя допустить по-добныхн сомнРшй. Охраняя принципъ, онъ сто⁻ялъ на стражЬ пользъ страны. Его твердость въ этомъ дЬ-тЬ являлась лишь одними изъ проявлешй его служешя Росши. Несомненность такого pinie-шя вопроса понятна даже иностранцами, одинъ изн которыхн (De Beaumont-Vassy, Empire russe, 1853 г.) говорить: <Ce serait singulierement тёсо-naitre le caractere historique de I’empereur Nicolas, que de le juger dtroit, au point de tout sacrifier a un int6ret personel ou dynastique, et I’erreur n’est pas possible, lorsqu’on Га dtudid avec quelque suite».
  Деятельность человека, осуществляющая лич-ныя выгоды, всегда идети путеми зйгзатовъ: моменты колебашя, когда человеку неловко и стеснительно обращаться къ крутыми мерами ради