Прекрасная Аза

Б и б л и о т е к а Р у с с к о й К л а с с и к и

Н.С. Лесков 
 

ПРЕКРАСНАЯ АЗА 

Н.С. Лесков 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

ПРЕКРАСНАЯ АЗА 

 
 
 
 

ПОВЕСТИ, РАССКАЗЫ, ОЧЕРКИ 
 

 
 
 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2015 

 1

УДК 822 
 
ББК 84(2 Рос=Рус) 
Л50 

    
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
  
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Лесков Н.С. 
Прекрасная Аза. — М.: ИНФРА-М, 2015. — 13 с. — 
(Библиотека русской классики) 
 
ISBN 978-5-16-104598-5 
 

ББК 84(2 Рос=Рус)

© Оформление. ИНФРА-М, 2015 
ISBN 978-5-16-104598-5 

Подписано в печать 01.09.2015. Формат 60x90/16.  
Гарнитура Times New Roman.  Бумага офсетная. 
Тираж 500 экз. Заказ № 
Цена свободная. 
 
ООО «Научно-издательский центр ИНФРА-М» 
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1 
Тел.: (495) 280-15-96, 280-33-86. Факс: (495) 280-36-29 
E-mail: books@infra-m.ru                 http://www.infra-m.ru 
 

 
2 

ПРЕКРАСНАЯ АЗА 

  
  
В первых веках христианства в Александрии египетской жила 
одна очень молодая и очень красивая девушка, египтянка, по 
имени Аза. За ее красоту ее называли «Прекрасною Азой». Она 
была круглая сирота. Родители ее умерли, едва только она вышла 
из детства, и оставили ей большое богатство. Аза имела благоустроенный дом и обширный виноградный сад по скату к реке Нилу. Наследства, которое получила Аза, достаточно было бы, чтобы ей прожить целую жизнь в полном довольстве, но молодая 
египтянка была чрезвычайно добра и участлива ко всякому человеческому горю и ничего не жалела для того, чтобы помочь людям, которые находились в бедствии. Через это с нею произошел 
следующий роковой случай. 
  
Раз перед вечером, когда схлынул палящий египетский жар, 
Аза пошла с своими служанками купаться к Нилу. Она выкупалась и, освеженная, покрывшись легким покрывалом, тихо возвращалась к себе назад через свой виноградник. Служанки ее 
этим временем оставались еще на реке, чтобы убрать купальные 
вещи. 
Вечер после знойного дня был прелестный; работники, окончив свое дело, ушли, и виноградник был пуст. Аза могла быть 
уверена, что она одна в своем саду, но вдруг, к удивлению своему, она заметила в одной куртине присутствие какого-то незнакомого ей человека. Он как будто скрывался и в то же время торопливо делал что-то у одного плодовитого дерева. Можно было 
подумать, что он рвал плоды и оглядывался, боясь, как бы его не 
поймали вертоградари. 
Египтянке пришло на мысль подойти ближе к незнакомцу с 
тем, чтобы помочь ему скорее нарвать больше плодов и потом 
тихо проводить его через ход, выводивший на берег Нила, к купальне. С этою целью Аза и пошла к незнакомцу. 
Но когда египтянка подошла ближе, то она увидала, что этот 
незнакомец не срывал плоды, а делал что-то совсем другое: он 
закреплял для чего-то шнур к суку старого дерева. Это показалось Азе непонятно, и она притаилась, чтобы видеть, что будет 
дальше, а незнакомец сделал из шнура петлю и вложил в нее 

 3

свою голову... Еще одно мгновение, и он удавился бы в этой петле, из которой слабой девушке не по силам было бы его вынуть, а 
пока она успела бы позвать на помощь людей — удавленник успел бы умереть... Надо было помешать этому немедленно. 
Египтянка закричала: «Остановись!» и, бросясь к самоубийце, 
схватилась руками за петлю веревки. 
  
Незнакомец был пожилой человек, эллин, с печальным лицом 
и в печальной одежде, с неподрубленным краем. Увидав египтянку, он не столько испугался, сколько пришел в досаду и сказал 
ей: 
— Какое несчастие! Злой демон, что ли, выслал тебя сюда, 
чтобы остановить мою решимость? 
— Для чего ты хочешь умереть, когда жизнь так прекрасна? — 
отвечала ему египтянка. 
— Может быть, жизнь и прекрасна для тебя и для подобных 
тебе, которые живут в полном довольстве. Раньше и я находил в 
ней хорошее, но нынче судьба от меня отвернулась, и жизнь моя 
составляет мне несносное бремя: ты не права, что мешаешь мне 
умереть. Иди отсюда своею дорогою и оставь мне возможность 
вылезть по моей веревке вон из этой житейской ямы, где я не хочу более терзаться между грязью и калеными угольями. 
Девушка не соглашалась его оставить и сказала: 
— Я не позволю тебе удавиться: я закричу, и сейчас прибегут 
мои люди. Лучше возьми свой шнурок под одежду и поди за 
мною в мой дом; расскажи мне там твое горе, и если есть возможность облегчить его, то я это сделаю, а если оно в самом деле 
так беспомощно, как ты думаешь, тогда... выходи от меня с своим 
шнуром куда хочешь: я тебе ни в чем не помешаю, и ты еще не 
опоздаешь тогда повиснуть на дереве. 
— Хорошо, — отвечал незнакомец, — и как мне ни тяжело 
медлить на земле, но ты мне кажешься такою участливою, в глазах твоих столько ума, а в голосе ласки, что я тебе хочу повиноваться. Вот же шнур мой спрятан под моею одеждой, и я готов 
идти за тобою. 
Египтянка привела отчаянного незнакомца в свой благоустроенный дом, приказала служанке подать фрукты и прохладительное питье и, усадив гостя среди мягких подушек на пышном ковре, вышла, чтобы переменить свое купальное платье на другое. 
Когда же Аза возвратилась, то она села тут же, рядом с гостем, а 

 
4 

за ними стали две черные служанки и легким движением шелковых кистей начали приводить в колебание спускавшееся с потолка огромное напитанное ароматами опахало из больших пестрых 
перьев. 
  
Египтянка желала как можно скорее узнать горестную историю незнакомца, что он и исполнил. Рассказ его был прост и немногосложен. Покусившийся на самоубийство эллин недавно 
еще имел большое состояние, но потерпел неудачи в делах и до 
того задолжал, что не мог рассчитаться с своим заимодавцем. В 
этом затруднении он прибегнул к состраданию заимодавца, но 
это было напрасно: богач соглашался оказать ему снисхождение, 
только не иначе, как на одном ужасном условии. 
— В чем же заключается это условие? — спросила египтянка. 
— Я не могу сказать тебе этого при твоих слугах. Аза велела 
служанкам удалиться. 
— У меня есть дочь, девушка твоих лет, по имени Ио. Она так 
же, как ты, стройна станом и прекрасна лицом, а о сердце ее суди, 
как можешь, по следующему. Заимодавец мой, большой и безнравственный сластолюбец, сказал мне: «Отдай мне твою Ио на 
ложе, и тогда я освобожу тебя от темницы, иначе ты задохнешься 
в колодке». Я оскорбился и не хотел слышать об этом. Это было 
мне тем более тяжко, что у моей бедной Ио есть жених. Он беден, 
но имеет возвышенный ум, и дочь моя горячо его любит с самого 
детства; кроме того, и жена моя не снесет такого бесчестья, чтобы дочь наша стала наложницею. Но беда настигает беду: представь себе новое горе: дочь моя все это узнала и сегодня сказала 
мне тихо: «Отец, я все знаю... я уже не ребенок... я решилась, 
отец... Чтобы на твою старую шею не набили колодку... Прости 
мне, отец... я решилась...» 
Ио зарыдала, и я вместе с нею рыдал еще больше и стал ее отговаривать, но она отвечала: «Любовь к тебе и к матери, которая 
не снесет твоего унижения, во мне теперь говорит сильней любви 
к моему жениху: он молод, — продолжала она, глотая бежавшие 
слезы, — он полюбит другую и с ней пусть узнает счастье супружеской жизни, а я... я твоя дочь... я дочь моей матери... вы меня 
воспитали... вы стары... Не говори мне больше ни слова, отец, потому что я твердо решилась». 

 5

Притом она пригрозила, что если я буду ей противоречить, то 
она не станет ждать завтрашнего дня, когда заимодавец назначил 
мне срок, а уйдет к нему сию же минуту. 
Незнакомец отер набежавшие на лицо его слезы и кончил: 
— Что еще скажу тебе дальше? Ио имеет решительный нрав и 
нежно нас с матерью любит... Что она порешила, против того напрасно с ней спорить... Я упросил ее только подождать до завтра 
и солгал ей, будто имею еще на кого-то надежду... День целый я 
ходил как безумный, потом возвратился домой, обнял мою жену, 
обнял нежную Ио и оставил их вместе, взяв тихонько шнурок, и 
побежал искать уединенного места, где мог бы окончить мои 
страдания. Ты мне помешала, но зато облегчила горе мое своим 
сердобольным участием. Мне мило видеть лицо твое, прекрасное 
и доброе, как лицо моей Ио. Пусть благословит тебя небо, а теперь прощай и не мешай мне: я пойду и покончу с собою. Когда я 
не буду в живых, Ио не станет бояться колодки, которую могут 
набить на шею ее отцу, и она выйдет замуж за своего жениха, а 
не продаст себя ради отца богачу на бесчестное ложе. 
  
Египтянка внимательно выслушала весь рассказ незнакомца, а 
потом сказала, глядя ему твердо в лицо: 
— Я понимаю во всем твою милую дочь, и мне нравится Ио — 
она добрая девушка. 
— Тем это тяжелей для меня, — отвечал незнакомец. 
— Я понимаю и это; но скажи мне, сколько ты должен заимодавцу? 
— О, очень много, — отвечал незнакомец и назвал очень 
знатную сумму. 
Это равнялось всему состоянию египтянки. 
— Приди ко мне завтра — я дам тебе эту сумму. 
Незнакомец изумился: он и радовался и не мог верить тому, 
что слышал, а потом стал ей говорить, что он даже не смеет принять от нее такую огромную помощь. Он напомнил ей, что долг 
его составляет слишком значительную сумму, и просил ее подумать, не подвергает ли она себя слишком большой жертве, которой он даже не в состоянии и обещать возвратить ей. 
— Это не твое дело, — отвечала египтянка. 
— Притом же, — сказал он, — припомни и то, что я из другого народа — я эллин и другой с тобой веры. 

 
6 

Аза на мгновенье опустила ресницы своих длинных, как миндалины, глаз и отвечала ему: 
— Я не знаю, в чем твоя вера: это касается наших жрецов; но я 
верю, что грязь так же марает ногу гречанки, как и ногу всякой 
иной, и одинаково каждую жжет уголь каленый. Не смущай меня, 
грек; Ио покорила себе мое сердце — иди обними твою дочь и 
жену и приди ко мне завтра. 
  
А когда незнакомец ушел, Аза тотчас же опять взяла свое покрывало и пошла к богатому ростовщику. Она заложила ему за 
высокую цену все свое имущество и взятое золото отдала на другой день незнакомцу. 
Через малое же время, когда прошел срок сделанного заклада, 
ростовщик пришел с закладною и взял за себя все имущество 
Азы, а она должна была оставить свой дом и виноградник и выйти в одном бедном носильном платье. Теперь у нее не было ни 
средств, ни приюта. 
Скоро увидели ее в этом положении прежние знакомые ее родителей и стали говорить ей: 
— Ты безумная девушка, Аза: смотри, до чего тебя довела 
твоя безрассудная доброта! 
Аза отвечала, что ее доброта не была безрассудна, потому что 
теперь она лишь одна потерпит несчастье, а без этого погибало 
целое семейство. Она рассказала им все о несчастье эллина. 
— Так ты вдвое безумна, если сделала это все для людей чужой веры! 
— Не порода и вера, а люди страдали, — ответила Аза. 
Услыхав такой ответ, знакомые почувствовали против Азы 
еще большее раздражение. 
— Ты хочешь блистать своей добротою к чужеверным пришельцам, ну так живи же, как знаешь, — и все предоставили ее 
судьбе, а судьба приготовила ей жестокое испытание. 
  
Аза не могла избежать тяжких бедствий по причинам, которые 
крылись в ее воспитании: она совсем не была приготовлена к тому, чтобы добывать себе средства своими трудами. Она имела 
молодость, красоту и светлый, даже проницающий ум и возвышенную душу, но не была обучена никакому ремеслу. Прелестное, девственное тело ее было слабо для того, чтобы исполнять 
грубые работы, — береговые поденщицы ее отгоняли; она не 

 7

могла носить ни корзин с плодами, ни кирпичи на постройки, и 
когда она хотела мыть белье на реке, то зола из сгоревшего нильского тростника разъедала ее нежные руки, а текучая вода производила на нее головокружение, так что она упала в воду, и ее, полуживую, без чувств, вытащили из Нила. 
Аза очутилась в отчаянном положении. Она была в мокром 
платье и голодная. С ней поделилась сухою ячменной лепешкой 
береговая блудница — одна из тех, которые во множестве бродили по берегам Нила, поджидая проходивших здесь вечером чужеземных матросов (навклиров); одна эта женщина поделилась с 
Азой на ночь своею циновкой, она же прикрыла ее и от стужи 
ночной своею сухою одеждой, а потом... Аза стала такою же, как 
эта, — прибрежной блудницей. 
  
Все, знавшие Азу, от нее отвратились — она погибала. Иногда 
она приходила в свой бывший виноградник, под то самое дерево, 
на ветвях которого хотел удавиться избавленный ею незнакомец, 
и вспоминала его рассказ, и всегда находила, что не могла поступить иначе, как она поступила: пусть страдает она, но зато Ио и 
ее старики спасены!.. Это радовало Азу и давало ей силу терпеть 
ее унижение; но в другие минуты она была близка к отчаянию и 
готова была броситься в Нил. Тогда она садилась над кручей на 
красном, как огустелый ком крови, песчаном холме и размышляла о том: неизбежно ли так всегда должно быть, чтобы добрые 
были между грязью и калеными угольями? 
Или будь безучастен к горю людскому, или утони в горе сам? 
Третий выбор — плетись между грязью и углем. Для чего же тогда нашим сердцам дано знать сострадание? Или небо жестоко? 
Зачем оттуда никто не сойдет и не укажет, как людям сделать 
жизнь свою лучше, чтоб отверженных не было и чтоб не было 
гордых, пресыщенных и нищих? О, если б снизошел оттуда такой 
великий учитель! если был бы такой человек, как бы она, бедная 
Аза, хотела рыдать у его ног и во всю жизнь исполнять все, что 
он ей прикажет. 
  
В таком настроении Аза однажды тихо брела вдоль берега Нила по уединенному месту и не встречала сегодня даже буйных 
мореходцев. Она уже два дня не ела и чувствовала мучительный 
голод. В глазах у Азы мутилось. Она подошла к реке и нагнулась, 
чтобы напиться, но сейчас же отскочила в испуге: так самой ей 

 
8 

показалось страшно ее изнуренное лицо с померкнувшим взглядом. А так недавно еще никто не решался ее иначе назвать, как 
«прекрасная Аза». 
— О, я понимаю теперь, что это значит. Я уже больше не 
«прекрасная Аза» — я страшна даже самым потерянным людям!.. 
Голод приблизился, мучительный голод... но я не ропщу... Я посылаю последний привет мой небу, которое внушило мне решенье любить других больше себя, и с тем умираю! 
Она бросилась к реке, чтобы утонуть, и непременно бы исполнила это, но ее неожиданно кто-то удержал за плечо, и она, оглянувшись, увидала перед собою пожилого человека, скромного 
вида и в чужестранной одежде. 
  
Аза приняла его за одного из чужестранцев, приходящих на 
это место с целями, о которых ей было известно, и сказала ему: 
— Оставь меня в покое: я не хочу идти сегодня с тобою. 
Но чужеземец не отошел, а взглянул на нее ласково и сказал 
ей: 
— Напрасно думаешь, сестра моя, что я был намерен сказать 
тебе что-либо дурное. Мне показалось, что ты в каком-то боренье 
с собою. 
— Да; я вынимаю ноги из грязи и хочу ступить на горячие 
уголья. Это требует силы. 
— Ты очень слаба. 
— Я два дня не ела. 
— Так ешь же скорее: со мною есть хлеб и печеная рыба. 
Чужеземец поспешно перебросил из-за спины холщовую сумку и подал Азе рыбу, и хлеб, и флягу воды, стращенной с вином. 
Аза стала есть, запивая глотками воды, стращенной с вином, а 
когда первый мучительный голод ее был утолен, она повела глазами на незнакомца и тихо сказала: 
— Нехорошо, что я ем твою пищу, ты путешествуешь, и тебе 
нужен запас для себя. 
— Не беспокойся, сестра, я могу потерпеть, и поверь, что терпеть гораздо отрадней, чем видеть терпящих. Аза вздрогнула. 
— Чужестранец! — сказала она, — ты меня накормил и хорошо говоришь... но зачем ты два раза уже назвал меня своею сестрою? Разве не понимаешь ты, кто я такая? 

 9