Л.Н. Толстой  
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

МНОГО ЛИ ЧЕЛОВЕКУ 
ЗЕМЛИ НУЖНО 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2014 

1 

СОДЕРЖАНИЕ 

I........................................................................................................3 
II ......................................................................................................4 
III.....................................................................................................5 
IV.....................................................................................................6 
V......................................................................................................8 
VI.....................................................................................................9 
VII .................................................................................................10 
VIII................................................................................................11 
IX...................................................................................................13 

2 

I 

Приехала из города старшая сестра к меньшей в деревню. 
Старшая за купцом была в городе, а меньшая за мужиком в де-
ревне. Пьют чай сестры, разговаривают. Стала старшая сестра 
чваниться - свою жизнь в городе выхвалять: как она в городе 
просторно и чисто живет и ходит, как она детей наряжает, как 
она сладко ест и пьет и как на катанья, гулянья и в театры ездит. 
Обидно стало меньшей сестре, и стала она купеческую жизнь 
унижать, а свою крестьянскую возвышать. 
- Не променяю я, - говорит, - своего житья на твое. Даром что 
серо живем, да страху не знаем. Вы и почище живете, да либо 
много наторгуете, либо вовсе проторгуетесь. И пословица живет: 
барышу наклад - большой брат. Бывает и то: нынче богат, а зав-
тра под окнами находишься. А наше мужицкое дело вернее: у 
мужика живот тонок, да долог, богаты не будем, да сыты будем. 
Стала старшая сестра говорить: 
- Сытость-то какая - со свиньями да с телятами! Ни убранства, 
ни обращенья! Как ни трудись твой хозяин, как живете в навозе, 
так и помрете, и детям то же будет. 
- А что ж, - говорит меньшая, - наше дело такое. Зато твердо 
живем, никому не кланяемся, никого не боимся. А вы в городу 
все в соблазнах живете; нынче хорошо, а завтра подвернется не-
чистый - глядь, и соблазнит хозяина твоего либо на карты, либо 
на вино, либо на кралю какую. И пойдет все прахом. Разве не бы-
вает? 
Слушал Пахом - хозяин - на печи, что бабы балакают. 
- Правда это, - говорит, - истинная. Как наш брат сызмальства 
ее, землю-матушку, переворачивает, так дурь-то в голову и не 
пойдет. Одно горе земли мало! А будь земли вволю, так я никого, 
и самого черта, не боюсь! 
Отпили бабы чай, побалакали еще об нарядах, убрали посуду, 
полегли спать. 
А черт за печкой сидел, все слышал. Обрадовался он, что кре-
стьянская жена на похвальбу мужа навела: похваляется, что, была 
б у него земля, его и черт не возьмет. 
«Ладно, думает, поспорим мы с тобой; я тебе земли много дам. 
Землей тебя и возьму». 

3 

II 

Жила рядом с мужиками барынька небольшая. Было у ней сто 
двадцать десятин земли. И жила прежде с мужиками смирно - не 
обижала. Да нанялся к ней солдат отставной в приказчики и стал 
донимать мужиков штрафами. Как ни бережется Пахом, а либо 
лошадь в овсы забежит, либо корова в сад забредет, либо телята в 
луга уйдут - за всё штраф. 
Расплачивается Пахом и домашних ругает и бьет. И много 
греха от этого приказчика принял за лето Пахом. Уж и рад был, 
что скотина на двор стала, хоть и жалко корму, да страху нет. 
Прошел зимой слух, что продает барыня землю и что ладит 
купить ее дворник с большой дороги. Услыхали мужики, ахнули. 
«Ну, думают, достанется земля дворнику, замучает штрафами 
хуже барыни. Нам без этой земли жить нельзя, мы все у ней в 
кругу». Пришли мужики к барыне миром, стали просить, чтоб не 
продавала дворнику, а им отдала. Обещали дороже заплатить. 
Согласилась барыня. Стали мужики ладить миром всю землю ку-
пить; сбирались и раз и два на сходки не сошлось дело. Разбивает 
их нечистый, никак не могут согласиться. И порешили мужики 
порознь покупать, сколько кто осилит. Согласилась и на это ба-
рыня. Услыхал Пахом, что купил у барыни двадцать десятин со-
сед и она ему половину денег на года рассрочила. Завидно стало 
Пахому: «Раскупят, думает, всю землю, останусь я ни при чем». 
Стал с женой советовать. 
- Люди покупают, надо, - говорит, - и нам купить десятин де-
сяток. А то жить нельзя: одолел приказчик штрафами. 
Обдумали, как купить. Было у них отложено сто рублей, да 
жеребенка продали, да пчел половину, да сына заложили в работ-
ники, да еще у свояка занял, и набралась половина денег. 
Собрал Пахом деньги, облюбовал землю, пятнадцать десятин с 
лесочком, и пошел к барыне торговаться. Выторговал пятнадцать 
десятин, ударил по рукам и задаток дал. Поехали в город, купчую 
закрепили, деньги половину отдал, остальные в два года обязался 
выплатить. 
И стал Пахом с землей. Занял Пахом семян, посеял покупную 
землю; родилось хорошо. В один год выплатил долг и барыне и 
свояку. И стал Пахом помещиком: свою землю пахал и сеял, на 
своей земле сено косил, со своей земли колья рубил и на своей 
земле скотину кормил. Выедет Пахом на свою вечную землю па-

4 

хать или придет всходы и луга посмотреть - не нарадуется. И тра-
ва-то, ему кажется, растет, и цветы-то цветут на ней совсем иные. 
Бывало, проезжал по этой земле земля как земля, а теперь совсем 
земля особенная стала. 

III 

Живет так Пахом, радуется. Все бы хорошо, только стали му-
жики у Пахома хлеб и луга травить. Честью просил, все не уни-
маются: то пастухи упустят коров в луга, то лошади из ночного 
на хлеба зайдут. И сгонял Пахом и прощал, все не судился, потом 
наскучило, стал в волостное жаловаться. И знает, что от тесноты, 
а не с умыслом делают мужики, а думает: «Нельзя же и спускать, 
этак они все вытравят. Надо поучить». 
Поучил так судом раз, поучил другой, оштрафовали одного, 
другого. Стали мужики-соседи на Пахома сердце держать; стали 
другой раз и нарочно травить. Забрался какой-то ночью в лесок, 
десяток липок на лыки срезал. Проехал по лесу Пахом - глядь, 
белеется. Подъехал - лутошки брошены лежат, и пенушки торчат. 
Хоть бы из куста крайние срезал, одну оставил, а то подряд, зло-
дей, все счистил. Обозлился Пахом: «Ах, думает, вызнать бы, кто 
это сделал; уж я бы ему выместил». Думал, думал, кто: «Больше 
некому, думает, как Семке». Пошел к Семке на двор искать, ни-
чего не нашел, только поругались. И еще больше уверился Па-
хом, что Семен сделал. Подал прошение. Вызвали на суд. Суди-
ли, судили - оправдали мужика: улик нет. Еще пуще обиделся 
Пахом; с старшиной и с судьями разругался. 
- Вы, - говорит, - воров руку тянете. Кабы сами по правде жи-
ли, не оправляли бы воров. 
Поссорился Пахом и с судьями и с соседями. Стали ему и 
красным петухом грозиться. Стало Пахому в земле жить просто-
рней, а в миру теснее. 
И прошел в то время слух, что идет народ на новые места. И 
думает Пахом: «Самому мне от своей земли идти незачем, а вот 
кабы из наших кто пошли, у нас бы просторнее стало. Я бы их 
землю на себя взял, себе в круг пригнал; житье бы лучше стало. А 
то все теснота». 
Сидит раз Пахом дома, заходит мужик прохожий. Пустили 
ночевать мужика, покормили, разговорились - откуда, мол, бог 

5 

несет? Говорит мужик, что идет снизу, из-за Волги, там в работе 
был. Слово за слово, рассказывает мужик, как туда народ селить-
ся идет. Рассказывает, поселились там ихние, приписались в об-
щество, и нарезали им по десять десятин на душу. 
- А земля такая, - говорит, - что посеяли ржи, так солома - ло-
шади не видать, а густая, что горстей пять - и сноп. Один мужик, 
- говорит, - совсем бедный, с одними руками пришел, а теперь 
шесть лошадей, две коровы. 
Разгорелось у Пахома сердце. Думает: «Что ж тут в тесноте 
бедствовать, коли можно хорошо жить. Продам здесь и землю и 
двор; там я на эти деньги выстроюсь и заведенье все заведу. А 
здесь в этой тесноте - грех один. Только самому все путем вы-
знать надо». 
Собрался на лето, пошел. До Самары плыл по Волге вниз на 
пароходе, потом пеший верст четыреста прошел. Дошел до места. 
Все так точно. Живут мужики просторно, по десять десятин зем-
ли на душу нарезано, и принимают в общество с охотой. А коли 
кто с денежками, покупай, кроме надельной, в вечную, сколько 
хочешь, по три рубля самой первой земли; сколько хочешь, ку-
пить можно! 
Разузнал все Пахом, вернулся к осени домой, стал все распро-
давать. Продал землю с барышом, продал двор свой, продал ско-
тину всю, выписался из общества, дождался весны и поехал с 
семьей на новые места. 

IV 

Приехал Пахом на новые места с семейством, приписался в 
большое село в общество. Попоил стариков, бумаги все выпра-
вил. Приняли Пахома, нарезали ему на пять душ надельной земли 
пятьдесят десятин в разных полях, кроме выгона. Построился 
Пахом, скотину завел. Земли у него одной душевой против преж-
него втрое стало. И земля хлебородная. Житье против того, что 
на старине было, вдесятеро лучше. И пахотной земли и кормов 
вволю. Скотины сколько хочешь держи. 
Сначала, покуда строился да заводился, хорошо показалось 
Пахому, да обжился - и на этой земле тесно показалось. Посеял 
первый год Пахом пшеницу на душевой - хороша уродилась. Ра-
зохотился он пшеницу сеять, а душевой земли мало. И какая есть 

6 

- не годится. Пшеницу там на ковыльной или залежной земле се-
ют. Посеют год, два и запускают, пока опять ковылем прорастет. 
А на такую землю охотников много, на всех и не хватает. Тожо 
из-за нее споры; побогаче кто - хотят сами сеять, а бедняки отда-
ют купцам за подати. Захотел Пахом побольше посеять. Поехал 
на другой год к купцу, купил земли на год. Посеял побольше - 
родилось хорошо; да далеко от села - верст за пятнадцать возить 
надо. Видит - в округе купцы-мужики хуторами живут, богатеют. 
«То ли дело, думает Пахом, - коли бы тоже в вечность землицы 
купить да построить хутор. Все бы в кругу было». И стал поду-
мывать Пахом, как бы земли в вечность купить. 
Прожил так Пахом три года. Снимал землю, пшеницу сеял. 
Года вышли хорошие, и пшеница хороша рожалась, и деньги за-
лежные завелись. Жить бы да жить, да скучно показалось Пахому 
каждый год в людях землю покупать, из-за земли воловодиться: 
где хорошенькая землица есть, сейчас налетят мужики, всю раз-
берут; не поспел укупить, и не на чем сеять. А то купил на третий 
год с купцом пополам выгон у мужиков; и вспахали уж, да засу-
дились мужики, так и пропала работа. «Кабы своя земля была, 
думает, никому бы не кланялся, и греха бы не было». 
И стал Пахом разузнавать, где купить земли в вечность. И по-
пал на мужика. Были куплены у мужика пятьсот десятин, да ра-
зорился он и продает задешево. Стал Пахом ладить с ним. Толко-
вал, толковал - сладился за тысячу пятьсот рублей, половину де-
нег обождать. Совсем уж было поладили, да заезжает раз к Пахо-
му купец проезжий на двор покормить. Попили чайку, поговори-
ли. Рассказывает купец, что едет он из дальних башкир. Там, рас-
сказывает, купил у башкирцев земли тысяч пять десятин. И стало 
всего тысяча рублей. Стал расспрашивать Пахом. Рассказал ку-
пец. 
- Только, - говорит, - стариков ублаготворил. Халатов, ковров 
раздарил рублей на сто, да цибик чаю, да попоил винцом, кто 
пьет. И по двадцать копеек за десятину взял. - Показывает куп-
чую. - Земля, - говорит, - но речке, и степь вся ковыльная. 
Стал расспрашивать Пахом, как и что. 
- Земли, - говорит купец, - там не обойдешь и в год: все баш-
кирская. А народ несмышленый, как бараны. Можно почти даром 
взять. 

7 

«Ну, - думает Пахом, - что ж мне за мои тысячу рублей пять-
сот десятин купить да еще долг на шею забрать. А тут я за тысячу 
рублей чем завладаю!» 

V 

Расспросил Пахом, как проехать, и только проводил купца, 
собрался сам ехать. Оставил дом на жену, сам собрался с работ-
ником, поехал. Заехали в город, купили чаю цибик, подарков, ви-
на - все, как купец сказал. Ехали, ехали, верст пятьсот отъехали. 
На седьмые сутки приехали на башкирскую кочевку. Все так, как 
купец говорил. Живут все в степи, над речкой, в кибитках вой-
лочных. Сами не пашут и хлеба не едят. А в степи скотина ходит 
и лошади косяками. За кибитками жеребята привязаны, и к ним 
два раза в день маток пригоняют; кобылье молоко доят и из него 
кумыс делают. Бабы кумыс болтают и сыр делают, а мужики 
только и знают - кумыс и чай пьют, баранину едят да на дудках 
играют. Гладкие все, веселые, все лето празднуют. Народ совсем 
темный, и по-русски не знают, а ласковый. 
Только увидали Пахома, повышли из кибиток башкирцы, об-
ступили гостя. Нашелся переводчик. Сказал ему Пахом, что он об 
земле приехал. Обрадовались башкирцы, подхватили Пахома, 
свели его в кибитку хорошую, посадили на ковры, подложили 
под него подушек пуховых, сели кругом, стали угощать чаем, ку-
мысом. Барана зарезали и бараниной накормили. Достал Пахом 
из тарантаса подарки, стал башкирцам раздавать. Одарил Пахом 
башкирцев подарками и чай разделил. Обрадовались башкирцы. 
Лопотали, лопотали промеж себя, потом велели переводчику го-
ворить. 
- Велят тебе сказать, - говорит переводчик, - что они полюби-
ли тебя и что у нас обычай такой - гостю всякое удовольствие де-
лать в за подарки отдаривать. Ты нас одарил; теперь скажи, что 
тебе из нашего полюбится, чтоб тебя отдарить? 
- Полюбилась мне, - говорит Пахом, - больше всего у вас зем-
ля. У нас, говорит, - в земле теснота, да и земля выпаханная, а у 
вас земли много и земля хороша. Я такой и не видывал. 
Передал переводчик. Поговорили, поговорили башкирцы. Не 
понимает Пахом, что они говорят, а видит, что веселы, кричат 

8 

что-то, смеются. Затихли потом, смотрят на Пахома, а перево-
дчик говорит: 
- Велят, - говорит, - они тебе сказать, что за твое добро рады 
тебе сколько хочешь земли отдать. Только рукой покажи какую - 
твоя будет. 
Поговорили они еще и что-то спорить стали. И спросил Па-
хом, о чем спорят. И сказал переводчик: 
- Говорят одни, что надо об земле старшину спросить, а без 
него нельзя. А другие говорят, и без него можно. 

VI 

Спорят башкирцы, вдруг идет человек в шапке лисьей. Замол-
чали все и встали. И говорит переводчик: 
- Это старшина самый. 
Сейчас достал Пахом лучший халат и поднес старшине и еще 
чаю пять фунтов. Принял старшина и сел на первое место. И сей-
час стали говорить ему что-то башкирцы. Слушал, слушал стар-
шина, кивнул головой, чтоб они замолчали, и стал говорить Па-
хому по-русски. 
- Что ж, - говорит, - можно. Бери, где полюбится. Земли много. 
«Как же я возьму, сколько хочу, - думает Пахом. - Надо же как 
ни есть закрепить. А то скажут твоя, а потом отнимут». 
- Благодарим вас, - говорит, - на добром слове. Земли ведь у 
вас много, а мне немножко надо. Только бы мне знать, какая моя 
будет. Уж как-нибудь все-таки отмерять да закрепить за мной на-
до. А то в смерти живого бог волен. Вы, добрые люди, даете, а 
придется - дети ваши отнимут. 
- Правда твоя, - говорит старшина, - закрепить можно. 
Стал Пахом говорить: 
- Я вот слышал, у вас купец был. Вы ему тоже землицы пода-
рили и купчую сделали; так и мне бы тоже. 
Все понял старшина. 
- Это все можно, - говорит. - У нас и писарь есть, и в город по-
едем, и все печати приложим. 
- А цена какая будет? - говорит Пахом. 
- Цена у нас одна: тысяча рублей за день. 
Не понял Пахом. 
- Какая же это мера - день? Сколько в ней десятин будет? 

9 

- Мы этого, - говорит, - не умеем считать. А мы за день прода-
ем; сколько обойдешь в день, то и твое, а цена дню тысяча руб-
лей. 
Удивился Пахом. 
- Да ведь это, - говорит, - в день обойти, земли много будет. 
Засмеялся старшина. 
- Вся твоя! - говорит. - Только один уговор: если назад не при-
дешь в день к тому месту, с какого возьмешься, пропали твои 
деньги. 
- А как же, - говорит Пахом, - отметить, где я пройду? 
- А мы станем на место, где ты облюбуешь, мы стоять будем, а 
ты иди, делай круг; а с собой скребку возьми и, где надобно, за-
мечай, на углах ямки рой, дернички клади, потом с ямки на ямку 
плугом проедем. Какой хочешь круг забирай, только до захода 
солнца приходи к тому месту, с какого взялся. Что обойдешь, все 
твое. 
Обрадовался Пахом. Порешили наране выезжать. Потолкова-
ли, попили еще кумысу, баранины поели, еще чаю напились; ста-
ло дело к ночи. Уложили Пахома спать на пуховике, и разошлись 
башкирцы. Обещались завтра на зорьке собраться, до солнца на 
место выехать. 

VII 

Лег Пахом на пуховики, и не спится ему, все про землю дума-
ет. «Отхвачу, думает, Палестину большую. Верст пятьдесят обой-
ду в день-то. День-то нынче что год; в пятидесяти верстах зем-
ли-то что будет. Какую похуже - продам или мужиков пущу, а 
любенькую отберу, сам на ней сяду. Плуга два быков заведу, че-
ловека два работников принайму; десятинок полсотни пахать бу-
ду, а на остальной скотину нагуливать стану». 
Не заснул всю ночь Пахом. Перед зарей только забылся. Толь-
ко забылся - и видит он сон. Видит он, что лежит будто он в этой 
самой кибитке и слышит наружу гогочет кто-то. И будто захоте-
лось ему посмотреть, кто такой смеется, и встал он, вышел из ки-
битки и видит - сидит тот самый старшина башкирский перед ки-
биткой, за живот ухватился обеими руками, закатывается, гогочет 
на что-то. Подошел он и спросил: «Чему смеешься?» И видит он, 
будто это не старшина башкирский, а купец намеднишний, что к 

10 

ним заезжал, об земле рассказывал. И только спросил у купца: 
«Ты давно ли тут?» - а это уж и не купец, а тот самый мужик, что 
на старице снизу заходил. И видит Пахом, что будто и не мужик 
это, а сам дьявол, с рогами и с копытами, сидит, хохочет, а перед 
ним лежит человек босиком, в рубахе и портках. И будто погля-
дел Пахом пристальней, что за человек такой? И видит, что чело-
век мертвый и что это - он сам. Ужаснулся Пахом и проснулся. 
Проснулся. «Чего не приснится», - думает. Огляделся; видит в 
открытую дверь - уж бело становится, светать начинает. «Надо, 
думает, будить народ, пора ехать». Поднялся Пахом, разбудил 
работника в тарантасе, велел запрягать и пошел башкирцев бу-
дить. 
- Пора, - говорит, - на степь ехать, отмерять. 
Повставали башкирцы, собрались все, и старшина пришел. За-
чали башкирцы опять кумыс пить, хотели Пахома угостить чаем, 
да не стал он дожидаться. 
- Коли ехать, так ехать, - говорит, - пора. 

VIII 

Собрались башкирцы, сели - кто верхами, кто в тарантасы, по-
ехали. А Пахом с работником на своем тарантасике поехали и с 
собой скребку взяли. Приехали в степь, заря занимается. Въехали 
на бугорок, по-башкирски - на шихан. Вылезли из тарантасов, по-
слезали с лошадей, сошлись в кучку. Подошел старшина к Пахо-
му, показал рукой. 
- Вот, - говорит, - вся наша, что глазом окинешь. Выбирай лю-
бую. 
Разгорелись глаза у Пахома: земля вся ковыльная, ровная как 
ладонь, черная как мак, а где лощинка - так разнотравье, трава по 
груди. 
Снял старшина шапку лисью, поставил на землю. 
- Вот, - говорит, - метка будет. Отсюда пойди, сюда приходи. 
Что обойдешь, все твое будет. 
Вынул Пахом деньги, положил на шапку, снял кафтан, в одной 
поддевке остался, перепоясался потуже под брюхо кушаком, под-
тянулся, сумочку с хлебом за пазуху положил, баклажку с водой 
к кушаку привязал, подтянул голенища, взял скребку у работни-
ка, собрался идти. Думал, думал, в какую сторону взять, везде 

11