Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Зимний день

Бесплатно
Основная коллекция
Артикул: 628097.01.99
Лесков, Н.С. Зимний день [Электронный ресурс] / Н.С. Лесков. - Москва : Инфра-М, 2015. - 3 с. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/526885 (дата обращения: 29.03.2024)
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
Б и б л и о т е к а Р у с с к о й К л а с с и к и

Н.С. Лесков 
 

ЗИМНИЙ ДЕНЬ

Н.С. Лесков 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

ЗИМНИЙ ДЕНЬ 

 
 
 
 

ПОВЕСТИ, РАССКАЗЫ, ОЧЕРКИ 
 

 
 
 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2015 

 1

УДК 822 
 
ББК 84(2 Рос=Рус) 
Л50 

    
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
  
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Лесков Н.С. 
Зимний день. — М.: ИНФРА-М, 2015. — 3 с. — (Библиотека русской классики) 
 
ISBN 978-5-16-104538-1 
 

ББК 84(2 Рос=Рус)

© Оформление. ИНФРА-М, 2015 
ISBN 978-5-16-104538-1 

Подписано в печать 27.08.2015. Формат 60x90/16.  
Гарнитура Times New Roman.  Бумага офсетная. 
Тираж 500 экз. Заказ № 
Цена свободная. 
 
ООО «Научно-издательский центр ИНФРА-М» 
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1 
Тел.: (495) 280-15-96, 280-33-86. Факс: (495) 280-36-29 
E-mail: books@infra-m.ru                 http://www.infra-m.ru 
 

 
2 

СОДЕРЖАНИЕ 

 
ЗИМНИЙ ДЕНЬ..........................................................................4 

I...................................................................................................4 
II................................................................................................11 
III ..............................................................................................15 
IV..............................................................................................18 
V ...............................................................................................20 
VI..............................................................................................25 
VII.............................................................................................30 
VIII ...........................................................................................35 
IX..............................................................................................37 
Х ...............................................................................................40 
XI..............................................................................................44 
XII.............................................................................................47 
XIII ...........................................................................................49 
XIV ...........................................................................................52 
XV ............................................................................................54 
XVI ...........................................................................................57 

 3

ЗИМНИЙ ДЕНЬ 

 
 
 
Днем они сретают тьму и в полдень 
ходят ощупью, как ночью. 
Иова, V, 14, 
  
У Спаса бьют, у Николы звонят, 
у старого Егорья часы говорят. 
В. Даль (Присловие).  
 
 

 I 

 
Зимним, северный день с небольшою оттепелью. Два часа. 
Рассвет не успел оглядеться, и опять смеркается. 
В гостиной второй руки сидят за столом хозяйка и гостья. Хозяйка стара, и вид ее можно бы назвать почтенным, если бы на 
лице ее не отпечатлелось слишком много заботливости и искательности. Она зрела когда-то лучшие дни и еще не потеряла надежды их возвратить, но она не знает, чтó для этого надо сделать. 
Чтобы ничего не упустить, она готова быть всем на свете: это 
«сосуд», сформованный «в честь» и служащий ныне «сосудом в 
поношение». Гостья, которую застаем у этой хозяйки, тоже не 
молода. Во всяком случае она уже дожила до тех лет, когда можно отказаться от игры в чувства, но она, кажется, от этого еще не 
отказалась. Эта женщина, без сомнения, была замечательно хороша собою, но теперь, когда она отцвела, от прежних красот остались только «боресты»; фигура ее, однако, еще гибка, и черты 
лица сохраняют правильность, а в выражении преобладает замечательная смешанность: то она смотрит тихою ланью, то вдруг 
эта лань взметнется брыкливою козой. 
Бескорыстно увлекаться этою дамой уже нельзя, но, быть может, что-нибудь в этом роде еще возможно, если она поставит 

 
4 

вопрос иначе. В своей манере держаться по отношению к солидной хозяйке гостья оттеняет что-то особенно теплое и почтительное, даже как бы дочернее, но эти дамы вовсе не родственницы. 
Их соединяет дружба, основанная не на одном согласии их вкусов, но и на единстве целей: их объединяет «métier» (Ремесло 
(франц.).). 
Теперь они пьют чай, который подан на гарàховском сервизе, 
покрытом вязаным одеяльцем, и гостья сообщает хозяйке о том, 
чтó случилось замечательного, и о том, чтó «говорят». Говорят о 
соперничестве двух каких-то чудотворцев, а случилось нечто еще 
более интересное и достойное внимания: вчера совершенно неожиданно приехала из-за границы кузина Олимпия. Это известная особа, она с давних пор посвятила себя «вопросам» и постоянно живет в чужих краях; но когда она приезжает сюда, она 
привозит с собою кучу новостей и «делает оживление». Ее жизнь 
есть нечто удивительное: она не богата. О, совсем не богата! Она 
даже не имеет решительно никаких средств, но при всем том она 
ни у кого не занимает и не жалуется на свое положение, а еще 
приносит своей стране очень много пользы. 
Таких дам теперь, слава богу, есть несколько, но Олимпия занимает между ними самое видное место. У нее большое и прекрасное родство. Она родственница и тем двум дамам, которые 
здесь о ней разговаривают. Во всех глазах Олимпия — величина 
очень большая, и все ей верят, несмотря на предостережение, которое Диккенс делал против всех лиц, живущих неизвестными 
средствами. 
Домой, на родину, Олимпия навертывается всегда внезапно и 
на короткое время: приедет, бросит взгляд, с одним, с другим повидается, «освежит ресурсы» и уедет снова. Многие говорят, что 
она очень талантлива, но, что еще важнее всего, она совершенно 
необходима. 
Хозяйка на нее немножко недовольна и обращает внимание на 
то, как дует в окна. Кроме того, она сообщает, что Виктор Густавыч сожалеет еще, что Олимпия не хочет «ладить». Иначе она 
непременно стала бы очень необходима. 
— Впрочем, это нимало не мешает Олимпии отлично себя 
держать, — заключает хозяйка, — так как Виктор Густавыч сам 
ни в чем не уверен. Это немало значит. 
Гостья глядит глазами лани и этим взглядом отвечает, что она 
согласна, причем делает маленькое движение брыкливой козы и 

 5

взглядывает на шезлонг, помещающийся перед камином между 
трельяжем и экраном. 
В стороне от дам, в очень глубоком кресле за трельяжем, полулежит, скрестив на груди руки и закрыв глаза, миловидная девушка лет двадцати трех или четырех. Она, по-видимому, совсем 
не интересуется тем, о чем говорят дамы: она устала и отдыхает, 
а может быть, она даже спит. Эта девушка — племянница хозяйки; родные называют ее просто Лидия, а чужие Лидия Павловна. 
Она нелюбима в своей семье, потому что ведет себя не так, 
как хочется матери и братьям. Братья ее — блестящие офицеры, и 
один из них уже дрался на дуэли. Лидия не в фаворе тоже и у 
тетки, которую она зашла теперь навестить в кои-то веки, но и то 
не скрыла, что чувствует себя здесь не на своем месте. 
Хозяйка посмотрела на Лидию и сказала: 
— Она спит. Впрочем, — добавила она, — если б она и не 
спала, это ей все равно: она нимало не интересуется обществом. 
Что не касается их курсов, того ей и не надо. Но Олимпия, в которой я не отрицаю ее ума и связей, все-таки очень шлепнулась с 
тех пор, как она в свой прошлый приезд хотела развести историю 
с этими высеченными болгарами. Помните, какая тогда с этим 
было вышла чепуха. Они тогда прознали, что она едет, и сами наехали сюда в большом множестве и все рассказывали, что у них 
будто бы уже всех секут и что их самих будто тоже всех высекли. 
Олимпия хотела этим воспользоваться, но увлеклась, и когда с 
ней спорили, что они хвастаются, то она уверяла, что их будто 
здесь осматривали в какой-то редакции, и потом, чтобы поднять 
их значение, она хотела нарочно открыть с ними бал, но тогда 
стали говорить, что иностранки, пожалуй, не пойдут, потому что, 
знаете, с сечеными ведь некоторые не танцуют. 
— Я помню это. И, как хотите, танцевать с сечеными… Это… 
это очень необыкновенно! 
— Ну да! — продолжала хозяйка, — а после кто-то проведал, 
что это даже и затевать не надобно, потому что эти господа будто 
сами себя здесь секут в каком-то переулке, для того чтобы им 
удобнее было привлечь внимание… Говорили, что Олимпия будто это и знала… Это бог весть что такое!.. А потом опять оказалось, будто и это неправда, потому что в переулке их хоть и секли, но совсем не для этого, а их так лечил какой-то их компатриот, вроде массажа… Бог уж их знает, как и разобрать, что правда 
и что неправда. 

 
6 

— Да, это вышла какая-то путаница, в которой нельзя было 
ничего разобрать, кроме того, что их секли там и секли здесь. 
— Вот именно — разгордьяж! И это повело к большой потере, 
потому что брат Лука рассердился и не только перестал давать 
денег на славянство, а даже не захотел и слушать. Он ведь, знаете, как осел упрям и прямо сказал: «Все обман!» — и не велел 
пускать к себе не только славян, а и самое Олимпию, и послал ей 
в насмешку перо. 
— Какое перо? 
— Не знаю какое, — говорили, будто сорочье перо, в шапочку. 
— Да разве? 
— Конечно! Вот, дескать, тебе, сорока, летай, и теперь никого 
не принимает. 
— На каком это основании Лука Семеныч так дорого ценит 
свои приемы? 
— Богат и ни у кого ничего не ищет, — вот и может не принимать, кого не хочет видеть. 
— Но ведь у него никакого другого влияния и нет? 
— Никакого. Но все боятся, что он их не примет. Гостья понизила тон и спросила: 
— Вы у него этой зимой были? 
Хозяйка сделала отрицательный знак и проговорила: 
— Он слишком колок. 
— И Аркадий тоже, кажется, у него не бывает? 
— Ни Аркадий, ни Валерий: он моих обоих сыновей ненавидит. 
— Сварливый старик! Кого же он, однако, теперь принимает? 
— Из всех родных к нему теперь вхожи толькое двое: брат Захар и вот она — Лида. 
Гостья кивнула головой на трельяж и улыбнулась. 
— Что он принимает Лидию Павловну — это я понимаю. Не 
принимать людей с весом и значением и ласкать племянницуфельдшерицу, которая идет наперекор общественным традициям, 
— это в его вкусе. Так Лука Семеныч манкирует тем, кто желал 
бы быть у него принят. Но почему из всех родных второе исключение предоставлено Захару Семенычу? Наш милый генерал такой же, как и все мы, бедный грешник. 

 7

— Старик Захарушку щадит: «Он, говорит, наш брат Захар, 
наказан в сытость за якшательство с дурными людьми. Пусть бог 
простит, что он себе устроил». 
— Ах, вот что! 
Девушка за трельяжем пошевелилась. Дамы это заметили, и 
гостья, улыбнувшись, промолвила тихо: 
— Неужели она опять уснет? 
— Наверное, — отвечала хозяйка. — Она так повсеместно: 
придет, поспит и побежит в свою вонючку «совершать свое дело 
— потрошить чье-то мертвое тело». Но, однако, надо сказать, что 
Бертенсон их отлично держит в руках, особенно с тех пор, как 
они его огорчили. 
— Но ведь и он их потом проучил… 
— Это правда, но они все-таки от него много терпят. 
— Но отчего же Лидии Павловне дома не спать? 
— Хаос в семье, все друг другу не нравятся, ей неприятно 
слышать, что говорят ее братья о гиппических конкурсах и дуэлях, а тем неприятно, что она потрошит мертвое тело, да и матери неприятно слышать, чем она занята, вот и идет весь дом — кто 
в лес, кто по дрова… Но зато брат Лука ее очень ласкает и даже 
посылает ей цветы в вонючку. 
Гостья кивнула на спящую и тихо спросила: 
— Она ведь скоро кончит и будет фельдшеричка? 
— Да. 
— Мне помнится, она еще давно как будто бы училась перевязкам? 
— Ах, ее ученьям несть конца: и гимназия, и педагогия, и 
высшие курсы — все пройдено, и серьги из ушей вынуты, и корсет снят, и ходит девица во всей простоте. 
— По-толстовски? 
— Мм… Ну, к Толстому, знаете… молодежь к нему теперь 
уже совсем охладевает. Я говорила всегда, что это так и будет, и 
нечего бояться: «не так страшен черт, как его малютки». 
Гостья улыбнулась и заметила: 
— Это правда: он надоел своей моралью, но ведь было время, 
что вы не держались этой пословицы, а раньше и сами к нему 
были пристрастны. 
— Я? Да, я переменилась, и я этого и не скрываю. Я всегда 
очень любила чтение и тогда во всех отношениях была за Толстого. Его Наташа, например! Да разве это не прелесть? Это был мой 

 
8 

идол и мое божество! И это так увлекательно, что я не заметила, 
где там излит этот весь его крайний реализм — про эти пеленки с 
детскими пятнами. Что же такое? Дети мараются. Без этого им 
нельзя, и это не производило на меня ничего отвратительного, 
как на прочих. Или вспомните потом, как у него описан этот 
Александр Первый. 
— Как же! Он одевается? 
— Да. Помните, как он пристегивает помочи? 
— Ах, это божественно! 
— Да; но разве там только одни помочи? Ведь он перед вами 
тут же весь, как живой!.. Я его вижу, я его чувствую!.. 
— Тоже очень хорош и Наполеон с его темными глазами. 
— У Наполеона были серые глаза. 
— Но они давали такое впечатление… 
— Об этом не спорю; в этом во всем Толстой несравненен. Тут 
нет и спора, но когда он заумничался, бросил свое дело и стал 
писать глупости, вроде того, чтобы запрещать людям есть мясо и 
чтобы никто не женился, а девушки чтобы зашивались по шею и 
не выходили замуж, то я сразу же прямо сказала: это вздор! Тогда 
лучше всех свесть к скопцам, и конец, но я, как православная, я 
не хочу быть на его стороне. 
Тут гостья тихо заметила, что Толстой собственно никогда 
никому не запрещал есть мясо и, кажется, говорил, что иным даже надо жениться. 
— Да, я знаю, что собственно он еще ничего не запрещал, 
но, однако, для чего он об этом писал так сильнодержавно? 
— Да, он, конечно, писал очень смело, но собственно он, слава 
богу, у нас еще даже не имеет и права ничего запретить. 
— Конечно, слава богу! Но для чего он все это одно только и 
твердит? Вот это зачем? Он убеждает, что злых не надо обижать, 
или просто доказывает, что без веры нельзя служить, и все это 
очень мило, но вдруг сорвется и опять начинает писать глупости: 
например, зачем мыло? Ну, скажите на милость: он не знает, зачем мыло! Позвольте, но как же без мыла: как мыть руки, голову 
и, наконец, белье? В золе его, что ли, золить? Но, однако, я бы 
ему еще и это простила за его прежнее. По совести говоря, все 
мужчины глупы, когда берутся не за свое дело; но мало ли что 
говорится! Не всякое же лыко в строку: вольному воля, а спаси 
нас рай. Тоже и о мясе. Кто любит рыбное или мучное, пусть и не 
ест мяса. Какая форма правления ни будь, а к этому нигде и ни
 9