Л.Н. Толстой  
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

ГОЛОД ИЛИ НЕ ГОЛОД 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2014 

1 

ГОЛОД ИЛИ НЕ ГОЛОД? 

Нынешней зимою я получил письмо от г–жи Соколовой с опи-
санием нужды крестьян в Воронежской губернии и передал это 
письмо с своей заметкой в «Русские Ведомости», и с тех пор не-
которые лица стали обращать ко мне свои пожертвования для 
помощи нуждающимся крестьянам. Небольшие пожертвования 
эти я направил отчасти моему хорошему знакомому в Землянский 
уезд – 200 руб., ежемесячные же пожертвования смоленских вра-
чей и еще небольшие пожертвования я переслал в Чернский уезд 
Тульской губернии моему сыну и его жене, поручив им распре-
деление помощи в их местности. Но в апреле месяце я получил 
новые и довольно значительные пожертвования: г–жа Мевиус 
прислала 400 р., по мелочи собралось рублей 300, С. Т. Морозов 
дал 1000 р. – собралось около двух тысяч, и, считая себя не впра-
ве отказаться от посредничества между жертвователями и нуж-
дающимися, я решил поехать на место, для того чтобы наилуч-
шим образом распределить эту помощь. 
Как и в 1891–м году, я считал, что наилучшая форма помощи – 
это столовые, потому что только при устройстве столовых можно 
обеспечить хорошей ежедневной пищей стариков, старух, боль-
ных и детей бедных, в чем, я полагаю, состоит желание жертво-
вателей. При выдаче провианта на руки цель эта не достигается, 
потому что всякий хороший хозяин, получив муку, всегда прежде 
всего замесит ее лошади, на которой ему нужно пахать (и посту-
пив так, поступит совершенно правильно, потому что пахать ему 
нужно для прокормления своей семьи не только в нынешнем, но 
и в будущем году), слабые же члены семьи будут недоедать в 
нынешнем году, как и до выдачи, так что цель жертвователей не 
будет достигнута. 
Кроме того, только в форме столовых для слабых членов се-
мей есть какой–нибудь предел, на котором можно остановиться. 
При выдаче на руки помощь идет на хозяйство, а для того, чтобы 
удовлетворить требованиям разоренного крестьянского хозяйст-
ва, никак нельзя решить, что крайне и что не крайне нужно: 
крайне нужна и лошадь, и корова, и выкуп заложенной шубы, и 
подати, и семена, и постройка. Так что при выдаче помощи на 
руки приходится выдавать или по произволу, наобум, или всем 
поровну, без различия. Поэтому я решил распределять помощь 
как и в 1891–м и 1892–м годах, – в форме столовых. 

2 

Для определения же наиболее нуждающихся семей и числа 
лиц из каждой из них, которые должны быть допускаемы в сто-
ловые, я руководствовался, как и прежде, следующими сообра-
жениями: 1) количеством скота, 2) числом наделов, 3) числом 
членов семьи, находящихся на заработках, 4) количеством едоков 
и 5) исключительными несчастными случаями, постигшими се-
мью; пожаром, болезнями членов семьи, смертью лошади и т. п. 
Первая деревня, в которую я приехал, было знакомое мне 
Спасское, принадлежавшее Ивану Сергеевичу Тургеневу. Рас-
спросив старосту и стариков о положении крестьян этой деревни, 
я убедился, что оно далеко не так дурно, как было дурно положе-
ние тех крестьян, среди которых мы устраивали столовые в 1891–
м году. 
У всех дворов были лошади, коровы, овцы, был картофель и 
не было разоренных домов; так что, судя по положению спасских 
крестьян, я подумал, что не преувеличены ли толки о нужде ны-
нешнего года. 
Но посещение следующей за Спасским – Малой Губаревки и 
других деревень, на которые мне указали, как на очень бедные, 
убедило меня в том, что Спасское находится в исключительно 
счастливых условиях и по хорошему разделу, и по случайно хо-
рошему урожаю прошлого года. 
Так, в первой деревне, в которую я приехал, – Малой Губарев-
ке, на 10 дворов было 4 коровы и 2 лошади; два семейства поби-
рались, и нищета всех жителей была страшная. 
Таково же почти, хотя и несколько лучше, положение дере-
вень: Большой Губаревки, Мацнева, Протасов 1000 а, Чапкина, 
Кукуевки, Гущина, Хмелинок, Шеломова, Лопашина, Сидорова, 
Михайлова Брода, Бобрика, двух Каменок. 
Во всех этих деревнях хотя и нет подмеси к хлебу, как это бы-
ло в 1891–м году, но хлеба, хотя и чистого, дают не вволю. При-
варка – пшена, капусты, картофеля, даже у большинства, нет ни-
какого. Пища состоит из травяных щей, забеленных, если есть 
корова, и незабеленных, если ее нет, – и только хлеба. Во всех 
этих деревнях у большинства продано и заложено всё, что можно 
продать и заложить. 
Так что крайней нужды в окружающей нас местности – районе 
7–8 верст – так много, что, устроив 14 столовых, мы каждый день 
получаем просьбы о помощи из новых деревень, находящихся в 
таком же положении. 

3 

Там же, где устроены столовые, они идут хорошо, обходятся 
около 1 р. 50 к. на человека в месяц и, как кажется, удовлетворя-
ют поставленной нами себе цели: поддержать жизнь и здоровье 
слабых членов самых бедных семейств. 
Вчера вечером я заехал в деревню Гущино, состоящую из 49 
дворов, из которых 24 без лошадей. Было время ужина. На дворе, 
под двумя вычищенными навесами, сидели за пятью столами 80 
человек столующихся: старики вперемежку со старухами за 
большими столами на скамейках; дети за маленькими столиками 
на чурбачках с перекинутыми тесинами. Ужинавшие только что 
кончили первое блюдо (картофель с квасом), и подавалось второе 
– капустные щи. Бабы наливали корцами в деревянные чашки 
дымящиеся, хорошо заправленные щи; столовщик с ковригой 
хлеба и ножом обходил столы и, прижимая ковригу к груди, от-
резал и подавал ломти прекрасного, свежего, пахучего хлеба тем, 
у кого был доеден (Нам удалось купить на Юго–Восточной же-
лезной дороге 2 вагона муки по 75 коп., когда она была по 90 к. в 
нашем месте, и мука оказалась так необыкновенно хороша, что 
ею не нахвалятся и бабы, ставящие хлебы, так она в меске хоро-
ша, и столующиеся говорят, что хлеб из нее выходит пряник. 
(Примеч. Л. Н. Толстого.)). 
Хозяйка и женщина из столующихся служат взрослым, хозяй-
ская дочь, девочка, служит детям. 
Ужинавшие были большей частью исхудалые, истощенные, в 
изношенных одеждах, редкобородые, седые и лысые старики и 
сморщенные старушки. На всех лицах было выражение спокой-
ствия и довольства. Все эти люди, очевидно, находились в том 
мирном и радостном настроении и даже некотором возбуждении, 
которое производит употребление достаточной пищи после дол-
гого лишения ее. Слышались звуки еды, степенный разговор и 
изредка смех на детских столах. Были тут и два прохожих нищих, 
за которых столовщик извинялся, что допустил их к ужину. 
Все происходило чинно, степенно, точно как будто этот поря-
док существовал веками. 
Из Гущина я поехал в деревню Гневышево, из которой дня два 
тому назад приходили крестьяне, прося о помощи. Деревня эта 
состоит, так же как и Губаревка, из 10 дворов. На десять дворов 
здесь четыре лошади и четыре коровы; овец почти нет; все дома 
так стары и плохи, что едва стоят. Все бедны, и все умоляют по-
мочь им. «Хоть бы мало–мальски ребята отдыхали», – говорят 

4 

бабы. «А то просят папки (хлеба), а дать нечего, так и заснет не 
ужинаючи». 
Я знаю, что тут есть доля преувеличения, но то, что говорит 
тут же мужик в кафтане с прорванным плечом, уже наверное не 
преувеличение, а действительность. «Хоть бы двоих, троих с хле-
ба спихнуть, – говорит он. – А то вот свез в город последнюю 
свитку (шуба уж давно там), привез три пудика на восемь человек 
– надолго ли! А там уж и не знаю, что везти...» 
Я попросил разменять мне три рубля. Во всей деревне не на-
шлось и рубля денег. 
Очевидно, необходимо устроить и тут столовую. Так же, веро-
ятно, нужно и в двух деревнях, из которых приходили просить. 
Кроме того, нам сообщают, что в южной части Чернского уез-
да, на границе Ефремовского, нужда очень велика, и до сих пор 
нет никакой помощи. Казалось бы очевидным, что надо продол-
жать и расширять дело, я это возможно, так как в последнее вре-
мя получены еще довольно значительные пожертвования: 500 р. 
от кн. Кудашевой, 1000 р. от г–жи Мансуровой, 2000 p, от драма-
тических деятелей. 
Но оказывается, что не только расширить дело, но и продол-
жать его почти нельзя. Продолжать же нельзя по следующим 
причинам: Орловский губернатор не разрешает открывать столо-
вые: 1) без соглашения с местным попечительством, 2) без обсу-
ждения вопроса об открытии каждой столовой с г. земским на-
чальником и 3) без того, чтобы заблаговременно не уведомлять 
губернатора о том, сколько нужно открывать столовых в извест-
ной местности. 
Из Тульской же губернии уже приезжал становой с требовани-
ем не устраивать столовых без разрешения губернатора. Кроме 
того, запрещено всем не местным жителям участвовать и помо-
гать в устройстве столовых без разрешения губернатора; без уча-
стия же таких помощников, специально занятых сложным и хло-
потливым делом столовых, устройство их невозможно. Так что, 
несмотря на несомненную нужду народа, несмотря на средства, 
данные жертвователями для помощи этой нужде, дело наше не 
только не может расшириться, но находится в опасности быть со-
вершенно прекращенным. 
Вследствие этого полученные мною в последнее время деньги, 
а именно: 
от кн. Кудашевой — 500 руб.; 

5 

 г–жи Мансуровой — 1000 руб.; 
 драматических деятелей — 2000 руб.  
И еще некоторые небольшие пожертвования остаются неиз-
расходованными и будут возвращены их жертвователям, если 
они не пожелают дать им другое назначение. На 22 мая отчет по-
лученных и израсходованных мною денег следующий: 
 
Приход 
 
От смоленских врачей 
323 р. 27 к. 

Г. Мевиус 
400 

Кн. Т. 
100 

А. З 
200 

Баумана 
25 

M. K 
40 

С. 
25 

Из «Р. В.» 
112 р. 48 к. 

От С. В. и Д. С. 
20 

неизвестной через Д. 
16 

Касаткина 
25 

Из «Р. В.» 
200 

Баумана 
20 

Неизвестной 
200 

Гимназистов 
118 

За медаль С. Н. Шиль 
199 

От Ол. Ковалевской 
4 

С. Т. М. 
1000 

Е. Ф. Юнге 
15 

Итого 
3012 р. 75 к. 

 
 
Расход 
Мука 
2061 р. 18 к 
2584 пуда 

Пшено 
140 р 
150 пудов 

Горох 
60 р 
75 п. 

Картофель 
171 р. 24 к 
131 четв. 

Капуста 
27 р. 50 к 
56 пуд. 35 ф. 

6 

Извоз 
3 р. 10 коп. 
 

Дрова 
56 р. 75 к. 
 

Масло 
27 р. 80 к. 
5 пуд. 

Соль 
2 руб. 40 к. 
10 пуд. 

Итого 
2549 р. 97 к. 
 

 
 
Таково мое личное дело; теперь постараюсь ответить на те 
общие вопросы, на которые навела меня моя деятельность, – во-
просы, которые, судя по газетам, занимали и общество в послед-
нее время. 
Вопросы эти следующие: Есть ли в нынешнем году голод или 
нет голода? 
Отчего происходит так часто повторяющаяся нужда народная? 
И как сделать, чтобы нужда эта не повторялась и не требовала 
бы особенных мер для ее покрытия? 
На первый вопрос отвечу следующее: 
есть статистические исследования, по которым видно, что рус-
ские люди вообще недоедают на 30% того, что нужно человеку 
для нормального питания; кроме этого, есть сведения о том, что 
молодые люди черноземной полосы последние 20 лет всё меньше 
и меньше удовлетворяют требованиям хорошего 1000 сложения 
для воинской повинности; всеобщая же перепись показала, что 
прирост населения, 20 лет тому назад, бывши самым большим в 
земледельческой полосе, всё уменьшаясь и уменьшаясь, дошел в 
настоящее время до нуля в этих губерниях. Но и без изучения 
статистических данных, стоит только сравнить среднего исхуда-
лого до костей, с нездоровым цветом лица крестьянина–
земледельца средней полосы с тем же крестьянином, попавшим в 
дворники, кучера – на хорошие харчи, и сравнить движения этого 
дворника, кучера и ту работу, которую он может дать, с движе-
ниями и работой крестьянина, живущего дома, чтоб увидеть, на-
сколько недостаточным питанием ослаблены силы этого крестья-
нина. 
Когда, как это делалось прежде нерасчетливыми хозяевами и 
теперь еще делается, держат скотину для навоза, питая ее на хо-
лодном дворе кое–чем, только чтобы она не издохла, происходит 
то, что из всей этой скотины вытерпевает без ущерба своему ор-
ганизму только та, которая находится в полной силе; старые же, 

7 

слабые, неокрепшие молодые животные или издыхают, или если 
и выживают, то в ущерб своему приплоду и здоровью, а молодые 
в ущерб росту и сложению. 
Вот точно в таком положении находится русское крестьянство 
черноземного центра. Так что, если разуметь под словом «голод» 
такое недоедание, вследствие которого непосредственно за не-
доеданием людей постигают болезни и смерть, как это, судя по 
описаниям, было недавно в Индии, то такого голода не было ни в 
1891–м году, нет и в нынешнем. 
Если же под голодом разуметь недоедание, не такое, от кото-
рого тотчас умирают люди, а такое, при котором люди живут, но 
живут плохо, преждевременно умирая, уродуясь, не плодясь и 
вырождаясь, то такой голод уже около 20 лет существует для 
большинства черноземного центра и в нынешнем году особенно 
силен. 
Таков мой ответ на первый вопрос. На второй вопрос: отчего 
это произошло? ответ мой состоит в том, что причина этого ду-
ховная, а не матерьяльная. 
Военные люди знают, что такое значит дух войска; знают, что 
этот неосязаемый элемент есть первое главное условие успеха, 
что при отсутствии этого элемента делаются недействительными 
все другие. Пускай будут солдаты прекрасно одеты, накормлены, 
вооружены, пускай будет сильнейшая позиция сражение будет 
проиграно, если не будет того неосязаемого элемента, который 
называется духом войска. То же самое в борьбе, с природой. Как 
только в народе нет духа бодрости, уверенности, надежды на все 
большее и большее улучшение своего состояния, а есть, напро-
тив, сознание тщеты своих усилий, уныние народ не победит 
природы, а будет побежден ею. А именно таково в наше время 
положение всего нашего крестьянства и в особенности земле-
дельческого центра. Он чувствует, что его положение как земле-
дельца – плохо, почти безвыходно, и, приспособившись к этому 
безвыходному положению, уже не борется с ним, а живет и дей-
ствует лишь настолько, насколько его к этому побуждает ин-
стинкт самосохранения. Кроме того, самая бедственность поло-
жения, до которого он дошел, еще усиливает упадок его духа. 
Чем ниже в своем экономическом благосостоянии спускается на-
селение, как тяжесть на рычаге, тем труднее ему подняться, и 
крестьяне чувствуют это и как бы махнули на себя рукой: «Где 
уж нам, – говорят они, – не до жиру, быть бы живу!» 

8 

Признаков этого упадка духа очень много. Один, первый и 
главный – это полное равнодушие ко всем духовным интересам. 
Вопроса религиозного совершенно не существует в земледельче-
ском центре; и совсем не потому, что крестьянин твердо держит-
ся православия (напротив, все отчеты и все сведения священни-
ков подтверждают то, что народ всё более и более становится 
равнодушным к церкви), а потому, что у него нет интереса к ду-
ховным вопросам. 
Второй признак – это косность, нежелание изменять своих 
привычек и своего положения. За все эти годы, в то время, как в 
других губерниях вошли в употребление плуги, железные боро-
ны, травосеяние, посевы дорогих растений, садоводство, даже 
минеральное удобрение, – в центре все остается по–старом 1000 у 
с сохой, трехпольем, изрезанными делянками в борону шириной 
и всеми рюриковскими приемами и обычаями. Даже переселений 
всего меньше из черноземного центра. 
Третий признак – отвращение к сельской работе, – не лень, а 
вялая, невеселая, непроизводительная работа, работа, эмблемой 
которой может служить колодезь, из которого вытягивается вед-
ро не журавцом, не колесом, как это делалось прежде, а просто 
веревкой, руками, и, вытягивается в ведре, которое течет и из ко-
торого вытекает треть воды, пока его донесут до места. Такова 
почти вся работа черноземного мужика, кое–как, с огрехами па-
шущего 16 часов на чуть волочащей ноги лошади пашню, кото-
рую он на хорошей лошади, при хорошей пище, хорошим плугом 
мог бы вспахать в полдня. При этом естественно желание забыть-
ся, и потому вино и табак все более и более распространяются, 
так что в последнее время пьют и курят мальчики–дети. 
Четвертый признак упадка духа – это неповиновение сыновей 
родителям, меньших братьев старшим, неприсылка заработанных 
на стороне денег в семью и стремление молодых поколений изба-
виться от тяжелой безнадежной сельской жизни и пристроиться 
где–нибудь в городе. 
Поразительным для нас признаком происшедшего за послед-
ние 7 лет упадка было то, что во многих деревнях взрослые и, ка-
залось бы, достаточные крестьяне просятся в столовые и идут в 
них, если их допускают. Этого не было в 1891–м году. Вот, на-
пример, случай, показывающий всю ту степень и бедности и не-
доверия к своим силам, до которой дошли крестьяне. 

9 

В деревне Шушмине, Чернского уезда, помещица продает 
крестьянам через банк землю. Она требует с них по 10 р. припла-
ты за десятину, и то разлагая на два срока по 5 рублей, отдавая 
притом им землю с посевом и по 2 четверти овса на яровой посев. 
И при этих поразительно выгодных условиях крестьяне медлят и 
ничего не предпринимают. 
Так что ответ мой на второй вопрос состоит в том, что причи-
ны того положения, в котором находятся крестьяне: потеряли 
бодрость, уверенность в своих силах, надежду на улучшение сво-
его положения – пали духом. 
Ответ же на третий вопрос: как помочь бедственному положе-
нию крестьян вытекает из этого второго ответа. Для того, чтобы 
помочь крестьянству, нужно одно: поднять его дух, устранить всё 
то, что его подавляет. 
Подавляет же дух народа непризнание в нем теми, которые 
управляют им, его человеческого достоинства, признание кресть-
янина не человеком, как все, а грубым, неразумным существом, 
которое должно быть опекаемо и руководимо во всяком деле, и, 
вследствие этого, под видом заботы о нем, полное стеснение его 
свободы и унижение его личности. 
Так, в самом важном, религиозном отношении каждый кресть-
янин не чувствует себя свободным членом своей церкви, свобод-
но избравшим, или по крайней мере свободно признавшим испо-
ведуемую им веру, а рабом этой церкви, обязанным беспреко-
словно исполнять те требования, которые ему предписаны его 
религиозными начальниками, присланными к нему и поставлен-
ными независимо от его желания или выбора. То, что это есть 
важная причина подавленного состояния народа, подтверждает 
то, что всегда, везде, как только крестьянво освобождались от 
деспотизма церковного, впадая, как это называется, в секту, так 
тотчас же поднимается дух этого народа, и тотчас же, без исклю-
чения, устанавливалось и экономическое благосостояние его. 
Другое губительное для народа проявление этой заботы о нем 
есть исключительные законы для крестьянства, сводящиеся в 
действительности к отсутствию всяких законов и полному произ-
волу приставленных к управлению крестьянами чиновников. 
Для крестьян номинально существуют какие–то особенные за-
коны и по владению землею, и по дележам, и по наследству, и по 
всем обязанностям его, а в действительности же есть какая–то 
невообразимая каша крестьянский положений, разъяснений, 

10 

обычного права, кассационных решений и т. п., вследствие кото-
рых крестьяне совершенно справедливо чувствуют себя в полной 
зависимости от произвола своих бесчисленных начальников. 
Начальниками же своими крестьянин признает, кроме сотско-
го, старосты, старшины и писаря, и урядника и станового, и ис-
правника, и страхового агента, и землемера, и посредника по раз-
межеванию, и ветеринара, и его фельдшера, и доктора, и священ-
ника, и судью, следователя, и всякого чиновника, и даже поме-
щика, всякого господина, потому что по опыту знает, что всякий 
такой господин может сделать с ним всё, что хочет. Больше же 
всего подавляет дух народа, хотя это не видно, то постыдное, ра-
зумеется не для жертв его, а для участников и попустителей его, – 
истязание розгами, которое, как дамоклов меч, висит над каждым 
крестьянином. 
Так что на три поставленные вначале вопроса: есть ли голод 
или нет голода? Отчего происходит нужда народа? И что нужно 
сделать, чтоб помочь этой нужде? ответы мои следующие: голода 
нет, а есть хроническое недоедание всего населения, которое 
продолжается ужи 20 лет, и всё усиливается, и которое особенно 
чувствительно нынешний год при дурном прошлогоднем урожае, 
и которое будет еще хуже прошлогоднего. Голода нет, но есть 
положение гораздо худшее. Всё равно, как бы врач, у которого 
спросили, есть ли у больного тиф, ответил бы: «Тифа нет, а есть 
быстро усиливающаяся чахотка». 
На второй же вопрос ответ мой состоит в том, что причина 
бедственности положения народа не материальная, а духовная; 
что причина главная – упадок его духа, так что пока народ не 
поднимется духом, до тех пор не помогут ему никакие внешние 
меры, ни министерство земледелия и все его выдумки, ни вы-
ставки, ни сельскохозяйственные школы, ни изменение тарифов, 
ни освобождение от выкупных платежей (которое давно пора бы 
сделать, так как крестьяне давно переплатили то, что заняли, если 
считать по теперь употребительному проценту), ни снятие по-
шлин с железа и машин, ни столь любимые теперь и выставляе-
мые несомненным лекарством от всех болезней – приходские 
школы, ничто не поможет народу, если его состояние духа оста-
нется то же. Я не говорю, чтоб все эти меры не были полезны, но 
они делаются полезными только тогда, когда народ поднимется 
духом и сознательно, и свободно захочет воспользоваться ими. 

11