Византия и Русь. Статус государя как отражение политической культуры (конец IX - начало XVI века)
Покупка
Основная коллекция
Тематика:
История Древней Руси
Издательство:
НИЦ ИНФРА-М
Год издания: 2024
Кол-во страниц: 210
Дополнительно
Вид издания:
Монография
Уровень образования:
Дополнительное профессиональное образование
ISBN: 978-5-16-016263-8
ISBN-онлайн: 978-5-16-108572-1
Артикул: 733987.04.01
Доступ онлайн
В корзину
Монография посвящена истории средневековых русских и византийских учений о власти государя и отражению этих доктринальных представлений в практике государственного управления двух народов. Исследованы и сопоставлены феномены власти государей Византийской империи, Древней Руси и Московского государства, а также предпринята попытка ответить на вопрос о том, что общего и различного в основах организации власти этих трех государств. Византийское влияние на политическую культуру России по сей день является предметом споров, а потому для аргументированной дискуссии особенно важно проанализировать достижения историко-правовой науки в этой сфере.
Для студентов и преподавателей, а также всех интересующихся отечественной и мировой историей.
Скопировать запись
Византия и Русь. Статус государя как отражение политической культуры (конец IX - начало XVI века), 2023, 733987.03.01
Византия и Русь. Статус государя как отражение политической культуры (конец IX - начало XVI века), 2022, 733987.02.01
Византия и Русь. Статус государя как отражение политической культуры (конец IX - начало XVI века), 2021, 733987.01.01
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов.
Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в
ридер.
ВИЗАНТИЯ И РУСЬ СТАТУС ГОСУДАРЯ КАК ОТРАЖЕНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ (конец IX — начало XVI века) Д.А. КАЗАНЦЕВ МОНОГРАФИЯ Москва ИНФРА-М 202
УДК 93/94(470)(075.4) ББК 63.3(2)4 К14 Казанцев Д.А. К14 Византия и Русь. Статус государя как отражение политической культуры (конец IX — начало XVI века) : монография / Д.А. Казанцев. — Москва : ИНФРА-М, 2024. — 210 с. — (Научная мысль). — DOI 10.12737/1091380. ISBN 978-5-16-016263-8 (print) ISBN 978-5-16-108572-1 (online) Монография посвящена истории средневековых русских и византий- ских учений о власти государя и отражению этих доктринальных представлений в практике государственного управления двух народов. Исследованы и сопоставлены феномены власти государей Византийской империи, Древней Руси и Московского государства, а также предпринята попытка ответить на вопрос о том, что общего и различного в основах организации власти этих трех государств. Византийское влияние на политическую культуру России по сей день является предметом споров, а потому для аргументированной дискуссии особенно важно проанализировать достижения историко-правовой науки в этой сфере. Для студентов и преподавателей, а также всех интересующихся отече- ственной и мировой историей. УДК 93/94(470)(075.4) ББК 63.3(2)4 Р е ц е н з е н т ы: Л.Е. Лаптева, доктор юридических наук, профессор; Д.В. Дождев, доктор юридических наук, профессор ISBN 978-5-16-016263-8 (print) ISBN 978-5-16-108572-1 (online) © Казанцев Д.А., 2021
Введение История прекрасна своей целостностью. Даже если какое-то событие кажется случайным — неслучайны те условия, в которых оно стало возможным. И ни одна из стран, сколько ни было их в прошлом и настоящем человечества, не существовала в полной изоляции. Больше или меньше, но каждая из них взаимодействовала с ближними и дальними, и именно это взаимодействие в сочетании с самобытными чертами и порождало в результате те уникальные черты народа, которые определяли его развитие. Русские в этом смысле не исключение: с первых веков своей истории они не закрывались, да и не могли закрыться от связей с соседями. Одним из государств, оказавших наибольшее влияние на развитие нашей страны, можно назвать Византийскую империю. Хотя самоназвание этого государства звучало как «Ромейская держава»1 и сами византийцы считали себя жителями Римской империи, но в тексте будут использованы привычные термины «Византия» и «Византийская империя», возникшие уже после гибели этого государства, а также привычные переводы имен византийских императоров. «Вряд ли необходимо оправдывать выбор своей темы тому, кто ставит себе задачей исследование влияния Византии на ту или иную сторону русской жизни»2. Значительность и разноплановый характер византийского влияния обусловлены целым рядом факторов. Это и географическая близость восточных славян к территории империи, делающая неизбежным постоянный контакт двух народов. Это и взаимная экономическая заинтересованность в торговле, которая стала одним из важнейших стимулов для развития двухсторонних взаимоотношений с первых веков русско-византийских контактов. Наконец, это и сама культура империи, в первые века существования Древнерусского государства значительно превосходившей все ближайшие страны в экономическом, научно- техническом, военном и многих других отношениях. Знания, накопленные византийцами за многие века существования их государства, открывали русским, как и другим соседствующим с империей народам, достижения античных мыслителей и ученых. Не будет преувеличением сказать, что в первые века летописной русской истории вплоть до середины XII века Византия была пере- 1 «Βασιλεία Ῥωμαίων» — букв. «Римское царство». 2 Савва В.И. Московские цари и византийские василевсы: к вопросу о влиянии Византии на образование идеи царской власти московских государей. М.: Кучково поле, 2012. С. 3.
довым государством Европы и одним из наиболее развитых государств мира. Важнейшим историческим событием, определившим направ- ление развития российской культуры по византийским образцам, было принятие в конце X века христианства и восточного, византийского церковного обряда в качестве официальной религии Древнерусского государства. Принятие христианства стало не только важным этапом двухсторонних русско-византийских отношений, но и важнейшим событием собственно российской истории, обусловившим направление дальнейшего развития российского общества и государства. «Летописная повесть об испытании веры свидетельствует, что для русской правящей верхушки этот выбор был больше, чем только вероисповедательный. По существу, это и обретение нового строя жизни, основанного на законе»1. Разумеется, древняя легенда об интуитивном, почти спонтанном выборе веры князем Владимиром — это прежде всего романтизированная интерпретация собственной истории. Ведь даже для автора «Повести временных лет» крещение Руси было событием, отстоявшим от него на несколько поколений. Если же попытаться оценить выбор князя в контексте восточноевропейских политических реалий конца IX века, то он предстает как логичное и очевидное решение, необходимое для сохранения независимости от остальных европейских государств: ведь вчерашние вожди варварских племен, становясь христианскими королями, крайне медленно воспринимали христианское нравственное учение, но зато очень быстро присваивали себе миссию борьбы с язычниками. Ориентация же на Византию была, в первую очередь, обусловлена стремлением не только войти в сообщество европейских королевств на правах равных, но и в перспективе претендовать на место первого среди равных: породнившись с правящим императором, Владимир не столько в глазах русичей, сколько в глазах соседей в династическом смысле стремительно поднимался с позиции архонта варваров до позиции самого близкого к римлянам короля, о чем другие европейские монархи в то время не могли мечтать. Христианизация Руси, с одной стороны, окончательно включила русских в семейство европейских народов не только в географическом, но и в культурном смысле. С другой стороны, выбор христианства в его восточном — более догматически сложном и мистическом — варианте в отдаленной перспективе обусловил специфический восточноевропейский вектор развития российской правовой и политической культуры. Применительно к ситуации условного 988 года наивно говорить как о единстве Европы, так и о разде- 1 Толочко П.П. Власть в Древней Руси. X–XIII века. СПб., 2011. С. 184.
лении ее на будущий Восток и будущий Запад. Но позднее, всего через несколько веков, «католицизм и православие сложились как результат цивилизационного синтеза в рамках двух культурных кругов — Запада и Востока, — делящих между собой общехристи- анское культурное поле. Оба вероучения оформили и закрепили в себе цивилизационные различия этих регионов и заложили два основных пути развития в рамках общехристианской цивилизации»1. Эта культурная специфика в рамках цивилизационного единства сказалась и в политической сфере: самобытная древнерусская государственность формировалась в системе аксиологических координат европейского типа. Еще до принятия христианства византийцы и русичи контак- тировали как в процессе активной торговли, так и в ходе боевых действий, в которых армии двух народов в разных ситуациях были и союзниками, и противниками. В былины вошел образ древнерусского дружинника, отслужившего в варяжской гвардии императора и вернувшегося домой богатым и опытным воином, а самые древние из дошедших до нас русско-византийских договоров касались привилегий и условий жизни русских купцов, подолгу находившихся в Константинополе. И уж тем более после христианизации Руси византийскими миссионерами русичи окончательно вошли в сферу византийского культурного влияния, которое не ограничилось вопросами вероучения и церковной организации. Византийские мастера привнесли на Русь новые образцы архитектуры, живописи, ремесел. Русичи знакомились с античным наследием в переводах византийских монахов. Само летоисчисление на Руси было введено по византийскому образцу, и византийское же определение часов дня и ночи бытовало на Руси вплоть до реформ Петра I. При столь обширном культурном влиянии не могла стать исклю- чением и политико-правовая сфера жизни. Уже в XI веке в трудах политических мыслителей можно заметить не только византийское влияние, но и попытки критического осмысления византийского идейного наследия в сфере государственного строительства. В XV веке, после того как великий князь Иван III своей женитьбой на деспотине Софье породнился уже с императорским домом Па- леологов, византийский двуглавый орел стал основой государственного герба Московской Руси. Тогда же входит в употребление применительно к московским монархам титул «царь», официально принятый в 1547 году Иваном IV. Этот титул возводился к византийским титулам «кесарь» и «василевс». Сам Иван Грозный начинает именовать своих придворных на византийский манер, а в сочинениях демонстрирует глубокое знание византийской истории, иллюстрируя собственные идеи примерами из нее. 1 Яковенко И.Г. Познание России: цивилизационный анализ. М., 2008. С. 125.
В ту же эпоху получает распространение концепция «Москва — Третий Рим», согласно которой московские монархи являются преемниками византийских императоров в той же мере, в какой константинопольские василевсы являются преемниками римских августов. Из самого́ факта претензий московских царей на звание наследников византийских императоров по сей день делается вывод о том, что российская монархия является продолжением монархии византийской, и что именно византийская модель государства и права оказала решающее влияние на вектор развития российской государственности. Государственно-правовое развитие таких разных стран, как Византия, Древняя Русь и Московская Русь, ошибочно воспринимается как нечто единообразное, являющее в совокупности последовательное развитие одних и тех же идей. При таком поверхностном рассмотрении в самых радикальных трактовках делается вывод и о том, что все три государства якобы были схожи между собой в том числе и в идее бесправия подданных перед лицом деспотической власти монарха, не ограниченной ни практически, ни доктринально. Подобный подход представляется не вполне обоснованным, а модели организации публичной политической власти Византии, Древней Руси и Московского государства и их взаимное влияние заслуживают внимательного изучения. Сама по себе тема эта настолько широка, что для данного исследования целесообразно остановиться на одном вопросе из спектра проблематики сравнения византийских и русских политических доктрин и практик. Статус государя является при первом приближении самым простым для осознания элементом политико-правовой системы — и его же можно назвать элементом наиболее наглядным, демонстрирующим нам модель построения политических отношений и модель взаимодействия власти и общества. Политико-правовая культура далеко не исчерпывается статусом государя, но она зримо проявляется в нем. Цель этой книги не столько историческое исследование, сколько обобщение выводов историко-юридической науки о сущности византийской и древнерусской политических культур. Без понимания этих культур, и притом понимания адекватного и научного, сложно понять и современную российскую политическую культуру — сложно уже в силу превратных представлений о ее генезисе. Все, что написано ниже, написано с желанием прикоснуться к истокам русской политической культуры, верно оценить русские политические традиции, уяснить место русской культуры, вошедшей не без византийского водительства в сообщество европейских культур. Прежде чем перейти к оценке внешних и содержательны разли- чий власти византийского и древнерусского государей и отличия ее
от власти московского великого князя необходимо хотя бы в самых общих чертах выяснить научное содержание понятия «деспотия», которое слишком часто используется как клише и для Византии, и для Московской Руси. Этимологически оно восходит к поздне- византийскому титулу «деспот», который носили правители полу- автономных областей империи. Однако власть поздневизантийских деспотов традиционно именуется «деспотатом», тогда как под деспотией принято понимать «форму государственного устройства, при которой решающей силой является воля властителя, направленная к осуществлению его личных желаний, чуждая стремления к общему благу, и главное, не сдерживаемая законами, хотя бы изданными той же властью»1. Владик Сумбатович Нерсесянц в развитие этого классического определения справедливо отмечает, что в классических деспотиях «основные полномочия по распоряжению землей как главным средством производства были сосредоточены в руках центральной государственной власти»2, что в силу чисто экономических оснований и предопределило эволюцию такой власти в деспотические формы. Он же говорит, что по своей сущности деспотия «представляет собой доправовую, неправовую и антиправовую (отрицающую равенство, свободу и справедливость) форму выражения, организации и деятельности общей (официальной) власти»3, которая «держится на насилии властвующих (одного деспота или деспотической клики) над подвластными»4. Понимание деспотии, используемое в юридической науке, восхо- дит к введенному Платоном понятию «тирания», которую философ характеризовал в диалоге «Политик» как монархическую власть, пренебрегающую законами и не стремящуюся к общему благу. Аристотель добавлял, что «тирания — монархическая власть, имеющая в виду выгоды одного правителя <…> безответственная власть над всеми равными и лучшими и к выгоде ее самой, а не подданных»5. Он характеризовал тиранию как «деспотическую монархию»6. Иными словами, деспотия не тождественная монархии и характеризуется вовсе не сосредоточением власти в руках одного (хотя такое сосредоточение и повышает риск возникновения деспотии) — 1 Деспотизм // Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона: в 86 полутомах с иллюстрациями и дополнительными материалами. СПб., 1890–1907. Т. XА (20). 2 Нерсесянц B.C. Деспотия // Большая советская энциклопедия: в 30 т. М., 1969–1978. Т. 8. 3 Нерсесянц B.C. Философия права: либертарно-юридическая концепция // Вопросы философии. 2002. № 3. С. 3–15. 4 Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства. М., 1999. С. 235. 5 Аристотель. Политика // Сочинения: в 4 т. М., 1983. Т. 4. С. 457, 506. 6 Там же. С. 458.
она характеризуется именно тем, что сосредоточенная таким образом власть ставит перед собой цель по обеспечению блага властвующего, при этом совершенно не рассматривая в качестве цели благо подвластных. Раскрытию понятия «деспотизм» посвятил значительное место в своем трактате «О духе законов» Шарль Луи Монтескье, который считал деспотизм особой формой правления, отличной от монархии и республики. Специфику этой формы правления он видел в том, что воля государя отождествляется с законом и заменяет закон. Кроме того, «для деспотического правительства нужен страх <...> В деспотических государствах природа правления требует беспрекословного повиновения, и, раз воля государя известна, все последствия, вызываемые ею, должны наступить с неизбежностью»1. Таким образом, в самом общем виде деспотию можно опре- делить как неправовую организацию власти, направленную на удовлетворение личных интересов государя, игнорирующую интересы подданных, пренебрегающую законами и сосредоточившую для осуществления своего произвола в руках государя право собственности на землю страны. Если не к доктрине, то, по крайней мере, к политической практике Московской Руси такая характеристика может быть применена лишь с целым рядом оговорок. Тем более нерелевантна она для характеристики византийской государственности, не говоря уже о власти в Древней Руси. При поверхностном восприятии русской государственности как изначально и неизменно антигуманной и деспотической именно приоритет государства по отношению к обществу и индивиду кажется наиболее органично вписывающимся в систему принятых в обществе ценностей. Абстрактные «интересы государства», произвольно трактуемые каждым деспотом и не совпадающие с интересами личности или совокупности жителей государства, в такой модели представляются естественным образом высшими, а значит, и оправдывающими нарушение прав и интересов личности. Однако несмотря на то, что в российской истории были периоды деспотического властвования монарха, представление о том, что именно эта модель является естественной и неизбежной для всех этапов развития российской государственности представляется неоправданной с историко-правовой точки зрения. Столь же неоправданным является и представление о византийском государстве как о деспотической модели организации политической власти. Ответить на вопрос о соотношении статусов государей Византии, Древней Руси и Москвы позволит анализ представлений об источ- 1 Монтескье Ш.Л. О духе законов // Монтескье Шарль Луи. Избранные произведения / общ. ред. и вступ. ст. М.П. Баскина. М., 1955.
никах их власти, о границах этой власти, о целях ее реализации и о возможности институциональных ограничений со стороны каких-либо других участников публичного управления. Изучение этих вопросов позволит сформировать обоснованное представление о сходствах и различиях российской и византийской политических доктрин, равно как и о степени влияния византийских правовых идей на российскую политическую теорию и практику. Здесь же немаловажно выяснить различия между политической реальностью и идеями Руси домонгольского периода с одной стороны и политической доктриной и практикой Московского государства с другой. Без выяснения этих вопросов неизбежна сомнительная с научной точки зрения идея о близости статусов государей Византийской империи, Древней Руси и Московской Руси как схожих между собой феноменов деспотической государственности неевропейского типа. Выяснение этих вопросов требует специфического взгляда на Византию, Киевскую Русь и Московскую Русь как на обособленные объекты исследования. Такой подход не нивелирует того обстоятельства, что каждое из названных государств эволюционировало на протяжении веков своей истории, а Киевская Русь даже до известной степени может рассматриваться как своего рода предыстория Московского царства. Обособление этих трех государств в качестве объектов исследования призвано лишь акцентировать основополагающие черты и особенности организации власти в каждом из них и адекватно оценить черты сходства и различия статусов их государей. Поставленная задача делает необходимым рассмотрение до- вольно обширного исторического периода с конца IX века по начало XVI века, т.е. от времени генезиса древнерусской государственности до времени формирования на Руси сословно-представительной монархии, которая представляет собой отдельный феномен, слишком сложный для сколь-нибудь полноценного рассмотрения в рамках настоящего исследования. Только на таком историческом отрезке протяженностью более шести веков становится заметно хотя бы базовое различие в степени влияния византийской политической культуры на русскую культуру, а также в характере этого влияния. Только при сравнении статуса византийских императоров IX–XII веков, императоров поздней Византии, древнерусских князей и московских государей становится очевидна как самобытность монархической власти на Руси, так и принципиальные различия между московскими великими князьями и их византийскими и древнерусскими предшественниками. Без изучения вопроса о статусе древнерусского государя невоз- можно оценить статус московского государя в контексте сравнения
его со статусом византийского императора. Древнюю Русь и Византию можно сравнивать лишь в идеологическом плане, поскольку по степени реализации политической идеологии в практике государственного управления они несопоставимы. Однако если не принимать во внимание схожесть политических идеологий Древней Руси и Византии, то сложно оценить степень глубинного различия между политическими доктринами Константинополя и Москвы. Проведению сравнительно-правового анализа статуса визан- тийских и русских государей способствует тот факт, что на протяжении всего рассматриваемого исторического периода сохранялись основные черты внешнего сходства в политической системе этих стран. Разумеется, наивно усматривать в московской Боярской думе рецепцию константинопольского Синклита, однако сами черты сходства публично-властных институтов являются опорными точками для структурированного сравнения отдельных элементов исследуемого вопроса. И хотя такие черты сходства были именно внешними, их сравнение позволит нагляднее продемонстрировать разницу статусов русских и византийских государей. Так, несмотря на все метаморфозы политических систем на про- тяжении рассматриваемого периода, и в Византии, и на Руси при главе государства существовал совещательный орган, обсуждавший важнейшие управленческие решения: в Византии это был Синклит, в Киевской Руси роль подобного совещания фактически выполняла старшая княжеская дружина, а в Московском государстве такого рода вопросы обсуждались Боярской думой. Роль такого органа власти менялась как в зависимости от личности конкретного монарха и исторических обстоятельств, так и в зависимости от места государя как такового в политической системе. И в Византии, и в Древней Руси существовали механизмы, позволявшие подданным формально или даже фактически участвовать в решении важнейших вопросов государственного управления. В Византии первоначально таким механизмом были собрания димов, которые к рассматриваемой эпохе превратились в исключительно церемониальное мероприятие. На Руси мнение народа озвучивалось на вече, и князь зачастую с этим мнением должен был считаться. С роспуском вечевых собраний в Московской Руси были ликвидированы механизмы народного участия в государственном управлении. Вопрос о том, насколько к таким механизмам могут быть отнесены Земские соборы, лежит за пределами хронологических рамок настоящего исследования. Религиозная и конфессиональная общность Византии и Руси, принадлежность обеих стран к государствам восточно-христианского исповедания имели схожие, хотя и не идентичные последствия для развития политической культуры двух стран. Послед-
Доступ онлайн
В корзину