III Международный пенитенциарный форум «Преступление, наказание, исправление» (к 20-летию вступления в силу Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации). Том 2

Федеральная служба исполнения наказаний 
Академия ФСИН России 
Научно-исследовательский институт ФСИН России 
Ассоциация юристов России 
Попечительский совет УИС 

III МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПЕНИТЕНЦИАРНЫЙ ФОРУМ 
«ПРЕСТУПЛЕНИЕ, НАКАЗАНИЕ, ИСПРАВЛЕНИЕ» 

(к 20-летию вступления в силу  
Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации) 

г. Рязань, 21–23 ноября 2017 г. 

Сборник тезисов выступлений и докладов участников 

Том 2 

Материалы Международной научно-практической конференции 
«Совершенствование норм уголовного  
и уголовно-исполнительного законодательства, 

Рязань 
2017 

ББК 67.409.02 
М43 

М43 

III Международный пенитенциарный форум «Преступление, наказание, исправление» (к 20-летию вступления в силу Уголовноисполнительного кодекса Российской Федерации) : сб. тез. выступ. и 
докл. участников (г. Рязань, 21–23 нояб. 2017 г.) : в 8 т. – Рязань : 
Академия ФСИН России, 2017.  
ISBN 978-5-7743-0900-9 
Т. 2 : Материалы Международной научно-практической конференции «Совершенствование норм уголовного и уголовно-исполнительного 
законодательства». – 2017. – 422 с. 
ISBN 978-5-7743-0902-3 

В сборнике представлены тезисы выступлений участников III Международного пенитенциарного форума «Преступление, наказание, исправление», состоявшегося в Академии ФСИН России 21–23 ноября 
2017 г., по основным направлениям развития уголовно-исполнительной 
системы России, работы пенитенциарных учреждений иностранных государств, а также материалы передового зарубежного опыта в сфере исполнения уголовных наказаний. 
Предназначен для преподавателей, адъюнктов, аспирантов, слушателей, курсантов, студентов, работников учреждений и органов, исполняющих уголовные наказания. 

ISBN 978-5-7743-0900-9 
ISBN 978-5-7743-0902-3 (т. 2) 

             ББК 67.409.02 
© Коллектив авторов, 2017 
© Академия ФСИН России, 2017 

СОДЕРЖАНИЕ 

8 
Арпентьева М. Р. Проблема этнической преступности: между этатическим легизмом и юснутарализмом 
16 
Артемьев Н. С., Понкратов В. А. Анализ и криминологическое прогнозирование – научная основа планирования мер по предупреждению рецидивной (пенитенциарной) преступности 
21 
Баранов В. М., Ромашов Р. А. Уголовно-правовое наказание как техникоюридическая конструкция 
29 
Гирько С. И., Ширванов А. А. Подследственность уголовно-исполнительной 
системы как органа дознания – проблема, которую необходимо решить 
в первоочередном порядке 
37 
Гришко А. Я. Уголовно-исполнительная политика и предмет уголовноисполнительного права 
41 
Зубкова В. И. Принцип справедливости при назначении уголовных наказаний 
46 
Лапшин В. Ф. Действительные причины официального сокращения числа 
преступлений, совершаемых в сфере экономической деятельности 
49 
Лосева С. Н., Гирько С. И. Обеспечение правопорядка и противодействие 
преступности при взаимодействии уголовно-исполнительной системы с 
правоохранительными органами 
55 
Маркунцов С. А. К вопросу о генезисе перечня основных средств исправления осужденных 
61 
Мишальченко Ю. В., Яцкина А. В. Международное и государственноправовое регулирование организационно-управленческой деятельности 
пенитенциарных систем государств – членов Совета Европы 

66 
Новиков А. В. Организация и правовые основы функционирования подразделений, выполняющих правоохранительные функции в системе других органов исполнительной власти 
70 
Опальский А. П. Проблемные вопросы, связанные с антикоррупционным 
декларированием доходов сотрудниками правопорядка 
75 
Румянцева Ю. Н., Середа И. М. Противодействие должностным злоупотреблениям в России и во Франции: предпринимаемые меры и основные 
результаты 
83 
Сверчков В. В. Система целеполагания при назначении, исполнении уголовных наказаний: обоснование и перспективы развития 
87 
Середа И. М. К вопросу о соотношении понятий «уголовная ответственность», «уголовно-правовое отношение», «уголовное преследование» и 
«наказание» 
92 
Сумачев А. В. О лженаучных уголовно-правовых теориях 
96 
Сыч К. А., Панарина В. В. Общественная опасность деяния в связи с позитивистской концепцией опасного состояния личности 
102 Тимофеева Е. А. Частные тюрьмы: возможности интеграции зарубежного 
опыта в деятельность уголовно-исполнительной системы 

3

Трунцевский Ю. В. Об исключении преступности, освобождении от уголовной ответственности и смягчении наказания 
114 Шеслер А. В. Совершенствование уголовно-правовой охраны деятельности уголовно-исполнительной системы 
119 Аверкин С. Д. Роль режимных мероприятий в процессе возбуждения уголовного дела 
122 Бачернихина М. В. Совершенствование юридической техники установления фактической основы дела как фактор повышения эффективности правоприменительной деятельности 
128 Белова Е. Ю. Реализация Правил Нельсона Манделы в вопросах социальной адаптации несовершеннолетних осужденных в льготных условиях 
отбывания наказания 
133 Голодов П. В. Проблемы правового риска в уголовно-исполнительном законодательстве 
138 Демидова О. В. Особенности уголовно-исполнительного законодательства государств – участников Содружества Независимых Государств 
142 Евтушенко И. И. Законность и справедливость замены обязательных и 
исправительных работ на лишение свободы 
148 Звонов А. В. Штраф как уголовное и административное наказание: краткая сравнительная характеристика 
153 Каданева Е. А. Законодательные меры противодействия рецидивной преступности незаконных мигрантов 
159 Калашников И. В. Проблемы привлечения к уголовной ответственности 
несовершеннолетних 
164 Корякин Е. А. О выработке ведомственного приказа, регламентирующего 
организацию труда осужденных в исправительных учреждениях 
169 Кулакова Н. Г. О применении принудительных мер медицинского характера в зарубежных странах 
172 Кутуков С. А. О совершенствовании профилактического учета в исправительных учреждениях 
176 Насреддинова К. А. Проблемы назначения и исполнения принудительных 
работ на современном этапе 
180 Никитин Д. А. Совершенствование норм уголовного права, обеспечивающих личную безопасность лиц, содержащихся в местах принудительной изоляции 
183 Нуждин А. А. Предупреждение преступности: теоретико-правовой 
аспект 
187 Одинцова Л. Н. Совершенствование уголовно-правовых основ объекта 
составов незаконного задержания, заключения под стражу или содержания под стражей 
195 Оловенцова С. Ю. Особенности исполнения уголовного наказания в виде 
ограничения свободы в отношении несовершеннолетних 
199 Павленко А. А. Реализация Правил Нельсона Манделы в сфере медицинского обеспечения заключенных в российском законодательстве 

4

Перемолотова Л. Ю., Хотькина О. К. Социально полезные связи осужденных к лишению свободы как фактор, способствующий их 
исправлению 
210 Пихов А. Х.-А. Повышение эффективности противодействия преступлениям, относящимся к террористической деятельности 
214 Помогалова Ю. В. Проблемы нормативного закрепления административной преюдиции в уголовном законодательстве 
221 Розенко С. В. Об отдельных аспектах системы наказания по Уложению о 
наказаниях уголовных и исправительных 1845 года 
225 Руденко А. С. Особенности освобождения от уголовной ответственности 
за экономические преступления (зарубежный опыт) 
229 Семенова О. Н. Международный механизм защиты от пыток и другого 
жестокого обращения в местах принудительного содержания уголовноисполнительной системы 
235 Смирнов А. М. К вопросу о совершенствовании уголовно-правовой регламентации необходимой обороны 
238 Смирнов С. Н. О субъективном праве осужденных к лишению свободы на 
поощрение 
245 Тараканов И. А. Необходимая оборона: особенности установления наличия угрозы применения насилия, опасного для жизни обороняющегося 
или другого лица 
251 Уваров И. А. Преодоление негативных последствий отбывания наказания в местах лишения свободы средствами пенитенциарной профилактики 
258 Усеев Р. З. Некоторые проблемы уголовно-исполнительного законодательства Российской Федерации 
264 Устинов А. А. К вопросу об ответственности осужденных к лишению 
свободы в колонии-поселении за уклонение от прибытия к месту отбывания наказания 
268 Харьковский Е. Л., Середин А. А. Социальная обусловленность установления 
особого 
уголовно-правового 
статуса 
сотрудников 
уголовноисполнительной системы как специальных потерпевших 
274 Шатов С. А. К вопросу о совершенствовании механизма противодействия коррупции в уголовно-исполнительной системе 
280 Шидловский А. В. О законодательном обеспечении эффективности социальной функции лишения свободы 
285 Щербаков А. В. Международно-правовые положения, касающиеся общих 
вопросов пенитенциарной безопасности 
291 Яковлева 
О. Н. 
Принцип 
законности 
в 
деятельности 
уголовноисполнительной системы: история и современность 
295 Аветисян Б. Р., Аветисян К. Р. К вопросу об уголовной ответственности 
пособника в организации и проведении азартных игр вне игорной зоны 
298 Анискина Н. В. Применение мер административного принуждения к осужденным (на примере физической силы, специальных средств и оружия) 

5

Апкаев Д. М. Назначение наказания за финансирование экстремистской 
деятельности 
306 Бадамшин С. К. К вопросу об уголовно-правовой характеристике преступлений террористической направленности 
310 Бакулин В. К. Контроль и надзор за пенитенциарной системой за рубежом 
316 Белюкова Т. И. Рецидивная преступность осужденных, в отношении которых отсрочено отбывание наказания в связи с беременностью или наличием малолетних детей 
322 Витовская Е. С. Актуальные вопросы отсрочки отбывания наказания 
больным наркоманией 
327 Дроздов Д. Е. Особенности уголовной ответственности за преступления, связанные с применением насилия в отношении должностных 
лиц правоохранительных органов, в странах Евразийского экономического союза 
332 Ефремова О. С. Международный опыт предупреждения преступлений: 
региональный аспект 
336 Заборовская Ю. М. Правовые и криминологические проблемы исполнения наказания в виде лишения свободы в отношении осужденных инвалидов 
342 Карлов И. В. Криминологическая характеристика и профилактика преступлений и правонарушений курсантов образовательных организаций 
Федеральной службы исполнения наказаний, связанных с нарушением 
правил поведения 
349 Килимбаев Р. В. Совершенствование института неоконченного преступления в отечественном уголовном законодательстве 
353 Кохман Д. В. О проблеме нарушения принципа справедливости при определении понятия злостного нарушителя установленного порядка отбывания наказания в акте об амнистии 
358 Кошелюк Б. Е. Профилактика незаконного оборота наркотических 
средств и психотропных веществ в местах лишения свободы 
362 Майорова С. Е. О понятии запрета в уголовно-исполнительном праве 
365 Мачехин М. С. Историко-правовой анализ уголовной ответственности 
за участие в массовых беспорядках, совершаемых в исправительных 
учреждениях 
373 Медяков Т. С. Некоторые проблемы становления и развития пенитенциарного права 
377 Наурзалиева С. М. Основные криминологические показатели преступности несовершеннолетних Республики Казахстан 
386 Обернихина О. В. Современные проблемы применения норм об обратной 
силе уголовного закона при снижении категории преступления 
390 Павлова Е. В. Совершенствование правового механизма привлечения к 
труду осужденных к лишению свободы 
396 Прокопов В. В. Система мер предупреждения побегов осужденных, отбывающих наказание в колониях-поселениях 

6

Сторожев С. А. Проблема своевременного привлечения осужденных 
к отбыванию обязательных работ 
404 Трифонова А. И. Анализ исследований комплексного изучения личности 
осужденного в теоретических источниках 
409 Фасоля П. В. Принудительные работы как альтернатива лишению свободы: социальная обусловленность, правовая природа и сферы применения 
415 Федотова Е. Н. Применение уголовного наказания в виде лишения 
права заниматься определенной деятельностью в отношении несовершеннолетних 
419 Цыплакова А. Д. Некоторые аспекты теоретического исследования личности осужденного к лишению свободы 

УДК 378             

МАРИЯМ РАВИЛЬЕВНА АРПЕНТЬЕВА, 

доктор психологических наук, доцент, 

профессор кафедры психологии развития и образования, 

Калужский государственный университет имени К. Э. Циолковского, 
г. Калуга, Российская Федерация, 
e-mail: mariam_rav@mail.ru 

ПРОБЛЕМА ЭТНИЧЕСКОЙ ПРЕСТУПНОСТИ:  

МЕЖДУ ЭТАТИЧЕСКИМ ЛЕГИЗМОМ И ЮСНУТАРАЛИЗМОМ1

Аннотация: посвящено проблемам соотношения легалистких и юснатуралистских ориентаций в решении правовых и нравственных аспектов социальнополитических и межличностных отношений мультикультурных сообществ. Право 
в западных странах опирается на индивидуализм и рационализм, защищая право 
сильного и право суверена. Этатистский патернализм закрепляет неравенство и 
иерархию, поддерживает моральный релятивизм и апеллирует к порядку. В восточных странах иной образ права: основной его источник – религия. Позитивное 
право – вспомогательный: к законам прибегает лишь слабая власть, не имеющая 
поддержки общества. Человеческое право не нуждается в оправдании и обосновании, поскольку не является значимой ценностью ни в глазах государства, ни в глазах подданных. Юснатурализм обосновывает право как благо, апеллируя к справедливости, опирается на коллективизм и интуитивизм, закрепляя сущностное равенство и право Бога, жизненные ценности, творение. 

Ключевые слова: право, мораль, этатизм, юснатурализм, мультикультура
лизм, транскультурализм. 

Современный век, как и век предыдущий, столкнул сообщества и государ
ства с проблемами так называемой этнической преступности. Этническая преступность как феномен этатического легизма связывается с различиями культур, якобы способствующих или препятствующих формированию и укреплению преступного поведения. Этатизм («statism») есть легистская идеология, 
утверждающая ведущую роль государства в политической жизни, включая 
подчинение интересов как отдельных людей, так и групп интересам государства; политика активного вмешательства государства во все сферы общественной и частной жизни. Однако отмечается некорректность понятия этническая 
преступность» и рассуждений о том, что те или иные сообщества (культуры) 
формируют преступное поведение. Юснатурализм опирается на представление 
о том, что люди одной культуры разные, а также представление о том, что часть 
проблем, провоцирующих так называемое «преступное поведение» связано с 
различиями осмысления себя и мира у людей разных культур, включая различия, связанные с легистскими и натуралистскими ориентациями права в сооб
© Арпентьева М. Р., 2017 

8

ществах. Новая и новейшая история продемонстрировала чем сопровождаются 
и заканчиваются попытки внедрения концептов типа «этнической неполноценности», «этнической преступности» и т. д.: этнические конфликт и столкновения на этнической и религиозной почве и терроризм, концлагеря с пытками и 
опытами над людьми, геноцид и фашизм, физическое и культурное уничтожение наций и стран. Она продемонстрировала преступность правовых систем, 
создаваемых легистами («статистами») и ограниченность правовых систем, 
опирающихся на концепцию натурального права и «защиту» культурных отличий, включая отличия в понимании преступности (мультикультурализм с его 
ловушками изоляции и самоизоляции, преференций и стравливанием этнических групп друг с другом); показала первичность нравственных основ отношений, а также необходимость воспитания представителей всех сообществ: всем 
людям есть куда развиваться, гармонизируя свое внутреннее и внешнее бытие с 
высшими, духовно-нравственными ценностями, обеспечивающими актуальную 
гармонию социальных отношений, правильное осмысление прошлого опыта и 
конфликтов, выживание в трудных и новых жизненных ситуациях и т. д.  

Идейная противоположность юснатурализма в праве, а также антиэтатист
ских воззрений, которые как могут полностью отрицать государство и управление вообще (анархизм), так и могут стремиться к уменьшению размера и области влияния государства к минимуму (например, минархизм), или могут защищать безгосударственное общество как отдаленную цель (к примеру, 
автономизм). Легисты (lex – закон) – сторонники позитивистского учения о 
праве («юридического позитивизма») отрицают как ложные и «метафизические» положения о сущности, ценностях права и т. д. Право для них – это лишь 
властная принудительность (приказ власти), которое именно по признаку приказа – произвола отличают право от неправа. Суть легистского (позитивистского) подхода суммировали Т. Гоббс, Д. Остин, И. Бентам, Г. Харт, Г. Ф. Шершеневич, В. Д. Катков и др. Так, в рамках «чистого учения о праве» Г. Кельзена: 
«Право отличается от других социальных порядков тем, что это принудительный порядок. Его отличительный признак – использование принуждения; это 
означает, что акт, предусмотренный порядком в качестве последствия социально вредного действия, должен осуществляться также и против воли его адресата, а в случае сопротивления с его стороны – и с применением физической силы» [19, с. 51]. В этом контексте, понятно, что у легистов, в том числе этатистов, нет критерия отличия права от произвола. Именно поэтому Г. Кельзен 
замечает, что «всякое произвольное содержание может быть правом. Не существует человеческого поведения, которое как таковое – в силу своего содержания – заведомо не могло бы составлять содержание правовой нормы». [19, 
с. 51–52; 18, с. 835–836; 40]. Устанавливаемые правопорядком санкции социально имманентны (в отличие от трансцендентных, надчеловеческих) и социально организованы в отличие от простого одобрения или осуждения. «Таким 
образом, – пишет Г. Кельзен, – государство, основными элементами которого 
являются население, территория и государственная власть, определяется как 
относительно централизованный, в общем, и целом действенный правопорядок 

9

с ограниченной пространственной и временной сферой действительности, суверенный или непосредственно подчиненный международному праву» [19, 
с. 51–52]. Юснатуралисты (приверженцы естественного права), противопоставляя естественное и позитивное право, рассматривают закон (позитивное право) 
как нечто неподлинное (и в качестве сущности, и в качестве явления), а естественное право – как единственное подлинное право (нерасторжимое единство 
сущности и явления подлинного права). Они различают естественное и позитивное право, отрицая позитивное право в пользу естественного, заменяя произвол и самовластие национального государства (власти, у отстаивающего произвол позитивного права) надгосударственными, трансцендентными, инстанциями («космополисом» и т. д.). 

Г. Д. Торо пишет: «Я всецело согласен с утверждением: «Лучшее прави
тельство то, которое правит как можно меньше», и хотел бы, чтобы оно осуществлялось быстрее и более систематически. Осуществленное, оно сводится в 
конце концов и за это я тоже стою – к девизу: «Лучшее правительство то, которое не правит вовсе», а когда люди будут к этому готовы, то именно такие правительства у них и будут» [17, с. 2]. Эта ситуация родилась на Западе. Право 
опирается на индивидуализм и рационализм, защищая право сильного и право 
суверена. Этатистский патернализм закрепляет неравенство и иерархию, поддерживает моральный релятивизм и апеллирует к порядку. На Востоке иной 
образ права: основной его источник – религия. Позитивное право – вспомогательный: к законам прибегает лишь слабая власть, не имеющая поддержки общества. Человеческое право не нуждается в оправдании и обосновании, поскольку не является значимой ценностью ни в глазах государства, ни в глазах 
подданных. Юснатурализм обосновывает право как благо, апеллируя к справедливости, опирается на коллективизм и интуитивизм, закрепляя сущностное 
равенство и право Бога, жизненные ценности, творение. 

Соотношение и конфликт этатических и автономистских (персоналист
ских) ориентаций особенно выпукло выступает в зонах социального неблагополучия, кризиса, как на общегосударственном и общегражданском, так и на 
групповом и субгрупповом, а также на межличностном и внутриличностном 
уровнях. Один из примеров – ситуация с мультикультурализмом и транскультурализмом [8; 21; 31; 40]. В мире поликультурных (мультикультунных) сообществ и сообществ, возникающих и исчезающих на границах различных этноконфессиональных и иных групп и субгрупп, этатизм и персонализм проявляются в выборе модели отношений между ними, а также в особенностях 
формирования и реформирования идентичности ленов этих групп. Мультикультуральность способствует либо становлению и развитию транскультурной 
субъектности и гибридной идентичности, признающей свободу человека и задающей признание человеком важности всего сущего, важности сообщества и 
его естественных прав и обязанностей, или десоциализации, отказу от культурной идентичности, а также промежуточным формам транскультурной социализации в виде лоскутной или маргинальной идентичности, которые пестуются 
разными типами мультикультуральных доктрин, государством, акцентирую
10

щем права и игнорирующем обязанности одних групп по сравнению с другими – как перед этими другими, так и перед самими собой. Под идентичностью 
обычно понимается система более или менее осознанных переживаний личностью тождества с собой – личностная идентичность, и своей принадлежности к 
той или иной группе, воспринимаемой исторически непрерывной и пространственно целостной, – социальная идентичность [20]. Особенности личностной и 
социальной идентичности выражаются в специфике межличностных отношений мигрантов. «Личностная идентичность» и «межличностные отношения» 
отражают меру принятия и понимания человеком себя и мира, степень гармоничности отношения индивида и (или) группы к себе и к другим людям, в том 
числе в контексте мультикультурных отношений, то есть – гармоничности социализации человека. Ведь сообщества, в которых и между которыми «кочуют» 
мигранты, в большинстве случаев – мультикультурные [9; 32; 33; 41; 43]. 
Мультикультуральность, миграции и кочевничество – одно из проявлений детерриториализации и «денационализации», потери культурной идентичности, 
ведущей к десоциализации или к формированию транскультурой идентичности 
(субъекности) [6; 15; 30], он производен от эпохи «текучей современности» 
[Bauman, 2000]. Эпоха, в которую мы живем, и в которой и самое частное 
больше не является полностью личным, равно как и национальным, прочно 
связанным с определенной территорией и народом, их культурой [42]. Мы стали «свидетелями реванша кочевого стиля жизни над принципом территориальности и оседлости» [3]. Фактически, люди подвергаются деиндивидуализации. 
Лишенная стабильных духовно-нравственных основ идентичность неустойчива, номадизм становится одним из результатов этих метаний. Исследователи 
отмечают, что «принадлежность мигранта расщеплена между опытом домашнего очага и беспределом улицы» [10; 11; 12; 16, с. 1]: представители разных 
культур меньшинства и большинства так или иначе признают свою собственную этническую гибридность как данность, инициирующую силу и власть, и 
ищут пути превращения своего этнического сообщества в культурно значимый, 
действующий слой общества. У субъекта мультикультурного контакта – переходная (двойственная, «гибридизированная») идентичность. В ней отражается 
диалектика оппозиций «общность – необщность» с той или иной группой людей, той или иной нацией, религией, профессией, «принадлежность – непринадлежность» к ним [7, с. 84]. Напротив, человек с корнями, хотя и нуждается в 
автономности, периодически пересматривает свою идентичность и принадлежность, реинтегрируясь в общество на тех или иных основаниях, направлен 
именно на реальность, стремится к глубоким и разносторонним отношениям с 
собой и миром [20]. Либералы, персоналисты, утверждают, что индивид может 
свободно определять свое собственное понимание жизни, а коммунитаристы, 
этатисты же убеждены, что личность встроена (embedded) в систему социальных отношений: человек наследует тот или иной образ жизни [14; 25; 26; 34; 
35]. С. Бенхабиб, определяет ситуацию культурного плюрализма, поддерживающего феномен цифрового номадизма, как наличие «радикального», «лоскутного», «мозаичного» мультикультурализма [4, с. 9]. В борьбе разных групп за 

11

существование и развитие прослеживаются стремление к разнообразию и отвержение дискриминации и (или) неравенства, эгалитаризм и властные амбиции, саморефлексия и индивидуализация, признание ценности предписываемой 
группе негативной идентичность и желание ее реабилитировать [1]. В то же 
время, вероятен иной вариант эволюции мигрантов и кочевников, их идентичности вариант «сдержанной интеграции». А. И. Куропятник описывает его как 
«балансирование между полюсами «исключения» и «включения» иммигрантов 
в культурный контекст» [цит. по 13, c. 85]. Мультикультурализм обычно противопоставляется концепции унификации или «плавильного котла» (melting pot), 
который предполагает слияние всех культур в одну [25]. Однако, более точной 
и этически корректной признана четвертая концепция «салатницы», ее акцентом о важности как на транскультурных, так и специфических для каждой 
культуры аспектов. Первой моделью является ассимиляция: поглощение меньшинств в более широкой, доминирующей культурной и этнической общности. 
Вторая модель основана на интеграции – сохранении каждой этнокультурной 
общностью своей идентичности в рамках частной жизни. Все эти концепции 
отражают реальные процессы в сфере миграции и ее изучения [25; 35]. Однако, 
этому представлению нанесен существенный урон: с середины ХХ века наблюдается, по выражению Э. Смита, «этническое возрождение» (ethnic revival), или 
подъем этнонационализма как деколонизации [10; 44; 45]. Миграционные потоки, размывая этническую и религиозную однородность того или иного государства, формируют в пределах его территории очаги различных культур: происходит «колонизация наоборот» и самогеттоизация [14; 35]. Мультикультурализм возник как комплекс идей и действий различных социальных субъектов 
(государственных и иных организаций), направленных на равноправное развитие различных культур [1; 5; 35]. Он этатичен и служит интересам государства, 
но не общества. Его цель – стереть «иное» с повестки дня, пусть и ценой временного, парциального ущемления «своего». «В транскультурации «иное» не 
просто видимо, но и рассматривается не как препятствие, а как самостоятельный субъект, общение с которым может происходить только на подлинно паритетных условиях». При этом, «…в отличие от мультикультурализма, строящегося по-прежнему на западной игре со временем и игнорировании пространства, транскультурация смело развоплощает эту модель и реабилитирует 
пространство и субъектность «иного», ставя под сомнение сами изобретенные в 
западноевропейской культуре понятия модерности и традиции и выступая за 
реальный диалог равных культур в настоящем» [15, c. 126, 143]. Транскультурная идентичность выступает как результат эгалитарного культурного взаимодействия, она скорее гибридна, чем маргинальна, скорее целостна, чем лоскутна. Транскультурация, согласно Ф. Ортису [38], «прославляет самосознание периферии, точку схождения противоположностей, которая позволяет людям 
превратить границу в центр и создать текучие, но значимые идентичности взамен фрагментированных историй» [29, p. XLI]. Она формирует своебразное 
двойное сознание, существующее между мирами и культурами, в пограничье – 
«la frontera», в котором сталкиваются, смыкаются и перетекают друг в друга 

12

сущности и смыслы [22]. Идентичности «пограничья» основаны на понимании 
«иного» как самостоятельного голоса [22, р. 3, I–II]. Человек с такой идентичностью «выживает путем культивирования в себе терпимости к противоречиям 
и неоднозначности… не только сохраняет противоречия, он переводит амбивалентность в иное качество» [22, р. 79].  

Ведущие модусы отношений, структурирующие сознание, идентичность 
мигрантов и номад – антитезы свободы и зависимости, близости и отчуждения, 
труда и отдыха, новизны и привычности, развития и стагнации.  

На путях поиска модели отношений общества и государства выделяются 

две основные модели: этатический легизм как мультикультурализм и юснутарализм как транскультурализм. Первая работает непродолжительное время 
успешно, в перспективе приводя к нарастанию социальной напряженности, десоциализации и т. д. Вторая – важный компонент решения межнациональных, 
межгрупповых, межличностных и внутриличностных проблем мигрантов и номад [2; 24; 27; 28]. 

Таким образом, этатический легизм или статистический патернализм увековечивает неравенство и иерархию, поддерживающие моральный релятивизм 
и призывы к порядку. Статизм может принимать различные формы от минархизма до тоталитаризма. Минархисты предпочитают «минимальное» государство, типа «ночного сторожа», необходимое для тог, чтобы защитить людей от 
агрессии, краж, нарушения контрактов и договоренностей, мошенничества и т. д. 
Государство всеобщего благосостояния и другие умеренные уровни статиз-ма 
также отражают идеи этатического легизма. Тоталитаристы предпочитают 
максимальный всеохватывающий контроль государства над обществом (репрессии, геноцид), каждого над каждым (гласность и доносительство, государство-«паноптикум» или тюрьма народов). Юснатурализм исходит из естественных основ справедливости, имманентных миру и сути человека и общества. Эти законы могут быть обнаружены или найдены, но не созданы в том 
числе не требуют увековечивания с помощью законов и биллей о правах и т. д. 
они возникают в результате естественного процесса разрешения конфликтов 
разных этнических, религиозных, экономических и т. д. групп, воплощаясь в 
эволюции права. Они опираются на нравственные принципы и опираются на 
осмысление сущности, а не формы происходящего. 

Проблема этнической преступности – создана и раздувается государствами 

мира искусственно, ради сохранения собственной власти: не случайна поэтому 
внутренняя и заботливая поддержка США и иными странами мира сепаратистов, террористов и т. д. Декларируя стремление защитить общество, государство разрушает его в угоду собственным интересам, декларируя право государства вершить судьбы «преступников», общество избегает ответственности за 
собственные преступления и закрывает глаза на преступления государства. 

Список литературы 
1. Арпентьева М. Р. Психологические аспекты правоохранительной деятельности: эссе по юридической психологии. Калуга : КГУ, 2017. 270 с. 

13

2. Бард А., Зодерквист Я. Netократия. Новая правящая элита и жизнь после
капитализма. СПб. : СШЭ в Санкт-Петербурге, 2004. 252 с. 
3. Бауман З. Индивидуализированное общество. М. : Логос, 2005. 390 с.
4. Бенхабиб С. Притязания культуры. М. : Логос, 2003. 350 с.
5. Головкина О. В. Канадский мультикультурализм как основа националь
ной идентичности Канады // Вестник Волгоградского ГУ. Сер. 4. История. Регионовед. Междун. отношения. 2004. № 9. С. 44–54. 

6. Делез, Ж., Гваттари, Ф. Тысяча плато. Капитализм и шизофрения. Екатеринбург, 2000. 895 с. 
7. Касавин И. Т. «Человек мигрирующий»: онтология пути и местности // Вопросы философии. 1997. № 7. С. 74–84. 
8. Красинская Е. С. Профессиональная деформация личности сотрудника
органов внутренних дел и ее предупреждение // Вестник Восточно-Сибирского 
института МВД России. 2016. № 3. С. 48–52. 
9. Кужелева-Саган И. П. Общество-сеть // Воздушный замок. 2014.
№ 32(19). С. 29–42. 

10. Ле Коадик Р. Мультикультурализм // Диалоги об идентичности и муль
тикультурализме / под ред. Е. И. Филипповой, Р. Ле Коадика. М. : ИАЭ РАН, 
Наука, 2005. С. 78–104.  

11. Минигалиева М. Р. Толерантность и мультикультурализм. Калуга :
КГУ им. К. Э. Циолковского, 2012. 332 с. 
12. Носова С. С, Кужелева-Саган И. П. Молодежь в сетевом информационно-коммуникативном обществе // Сибирский психологический журнал. 2013. 
№ 49. С. 85–96. 
13. Русских Л. В. Основные направления политики мультикультурализма в
России // Вестник Южно-Уральского гос. ун-та. Сер. Соц.-гуман. науки. 2014. 
№ 2. С. 85–89. 
14. Солдатова Г. У., Нестик Т. А., Шайгерова Л. А. Принципы формирования толерантности и управления рисками ксенофобии // Национальный психологический журнал. 2011. № 2. С. 60–79. 
15. Тлостанова М. В. От философии мультикультурализма к философии
транскультурации. М. : РУДН, 2008. 251 с. 
16. Толкачев С. П. Мультикультурализм в постколониальном пространстве
и кросс-культурная английская литература // ИГП «Знание. Понимание. Умение». 2013. № 1. С. 1–12. 

17. Торо Г. Д. О гражданском неповиновении // Новые пророки. Торо. Тол
стой. Ганди. Эмерсон. СПб., 1996. 348 с. 

18. Философия / под ред. В. В. Миронова. М. : Норма, 2005. 928 с.
19. Чистое учение о праве Г. Кельзена. Сб. пер. Вып. l. M. : АН СССР

ИНИОН, 1987. С. 51–52. 

20. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис : пер. с англ. Флинта, 2006.

342 с. 

21. Aguinis H., Lawal S. O. Lancing // Human resource  management review.

2013. Vol. 23. Iss. 1, рр. 6–17. 

14

22. Anzaldúa, G. Borderlands / La frontera: the new mestiza. San-Francisco:
Spinsters / Aunt Lute, 2012. 312 р. 
23. Barley S. R., Kunda G. Contracting: a new form of professional practice // The
Academy of management perspectives. 2006, vol. 20, no. 1, рр. 45–66. 
24. Bauman Z. Liquid Modernity. Cambridge : Polity, 2000. 224 р.
25. Beck Ul. What is Globalization? Cambridge (UK), Polity press, 2000.
26. Berry J.W, Pleasants M. Ethnic tolerance in plural societies // International

conference on authoritarism and dogmatism. Potsdam, 1984. 

27. Boden D. Worlds in action // B. Adam, U. Beck, J. van Loon (eds). The risk
society and beyond. London : Sage, 2000. 240 p. 
28. Boden D., Molotch H. The compulsion to proximity // R. Friedland,
D. Boden (eds). Nowhere. Space, time and modernity / Berkeley : university of California press, 1994, рр. 257–286. 
29. Coronil F. Transculturation and the politics of theory // Ortiz, F. Cuban
Counterpoint. Durham, N. C. : Duke univ. press, 1995, рр. I–XLI. 
30. Deleuze G., Guattari F. Nomadology: the war machine / trans. by В. Massumi.
New York : Semiotext(е), 1986. 629 р. 
31. Fernández V. A. Nomadismos contemporáneos. Murcia: Universidad de
Murcia, Servicio de publicaciones, 2010. 160 p. 
32. Gussekloo A., Jacobs E. Digital Nomads. N. Y. : location-independent publishers, 2016. 280 p. 
33. Howe N., Strauss W. Generations. N.Y. : Q.W. Morrow, 1991. 544 p.
34. Kymlicka W. Multicultural odysseys. Oxford : Oxford university press,

2007. 374 p. 

35. Le Coadic R. Multiculturalism // Débats sur l’identité et le multiculturalisme / отв.

ред. Е. Филиппова и Р. Ле Коадик. М. : РАН, 2005. С. 126–149. 
36. Makimoto T., Manners D. Digital nomad. Chichester : John Wiley, 1997. 256 р.
37. McLuhan M. Understanding media. Milton park : Routledge, 2001. 400 p.
38. Ortiz F. Cuban counterpoint. Durham, N.C. : Knopf , 2012. 408 p.
38. Osnowitz D. Managing time in domestic space home-based contractors and
household work // Gender & Society. 2005. Vol. 19(1), рр. 83–103. 

40. Parker M., Fournier V., Reedy P. The dictionary of alternatives utopianism

and organisation. London, England : Zed book, 2010. 338 р. 
41. Peters J. D. Exile, nomadism, and diaspora // H. Naficy (ed.). Home, exile,
homeland. N. Y. : Routledge, 1999, рр. 17–41. 
42. Putnam R. Bowling alone. N. Y. : Simon & Schuster, 2001. 544 р.
43. Sisson N. The Suitcase entrepreneur. N. Y. : Tonawhai press, 2013. 314 p.
44. Smith A. D. The ethnic revival in the modern world. Cambridge : Cam
bridge university press, 1981. 240 р. 

45. Smith A.D. Chosen peoples. Oxford : Oxford university, 2004. 350 p.

15