Реформаторские идеи в социальном развитии России


Российская Академия Наук Институт философии










                РЕФОРМАТОРСКИЕ ИДЕИ В СОЦИАЛЬНОМ РАЗВИТИИ РОССИИ













Москва

1998

ББК 15.5 Р 45

Ответственный редактор
                          доктор филос. наук С.Л.Никольский





Рецензенты:
чл.-корр. РАН Г.И.Шмелев доктор филос. наук В.Г.Федотова доктор филос. наук И.К.Пантин





  Р 45 Реформаторские идеи в социальном развитии России. - М., 1998. - 255 с.


              Трудности, которые встречают современные реформы в России, требуют объяснения. Причины — в трех областях: в природе самих реформ; в природе прежнего социально-политического строя; в культурно-духовном мире наших современников. Таким образом, речь, наряду с прочим, должна идти об адекватности реформаторских идей действительности.
              Авторы убеждены: чтобы иметь продолжение, реформы должны принять характер диалога культур, идей. Диалог этот строится и в современном социально-культурном пространстве, но также пронизан прошлым, его традициями и системой ценностей. Реформаторские идеи и есть по сути результат этого постоянного диалога между настоящим, прошлым и будущим.






   ISBN 5-201-01990-0

©ИФРАН, 1998

Предисловие



    В последнее десятилетие XX столетия Россия вновь вошла в полосу реформаторских преобразований. При этом, как и на переломе Октябрьской революции и Гражданской войны, преобразования затрагивают основы хозяйственного и духовного строя российского общества, носят коренной характер.
    Пытаясь коротко охарактеризовать причину происходящего, можно сказать, что в России не привился коммунизм. Однако тут же надо признать и то, что те формы капиталистического устройства, которые упорно предлагаются стране с конца 1991 года, также не принимаются значительной частью ее населения, определяют разнообразные формы ее хозяйственной и культурной деградации.
    Одно из главных отличий нынешних реформ от прежних заключается в том, что они перестали быть делом одной только России. Я имею в виду не только возможные последствия, которые грозят остальному миру в случае возникновения экстремальных ситуаций во второй по величине ядерной державе мира. Принципиальным образом изменилась возможность воздействия на Россию со стороны других заинтересованных стран.
    Мир, четко разделившийся на страны «золотого миллиарда» и остальные государства, по-разному неравнодушен к исторической судьбе нашей страны. Развитые государства с позиций своих долгосрочных национальных, то есть эгоистических экономических, политических и экологических интересов не могут не видеть в России привлекательный объект экономической и экологической экспансии. (Под последним имеется ввиду возможность использования российской территории в качестве объекта захоронения обширных отходов жизнедеятельности развитых государств и эксплуатации ее огромных природных богатств). Другая часть стран, в основном ее вчерашние союзники и друзья, сегодня рассматривают Россию как сильного конкурента в гонке за право приоритетного сотрудничества и получения помощи от развитых стран.
    Почему же Россия оказалась аутсайдером в экономической гонке государств в XX столетии? Можно ли считать этот экономический проигрыш ее тотальным историческим поражением, в том числе в духовной сфере? Каковы закономерности и осо



3

бенности реформ, пережитых нашей страной в уходящем веке? Что ждет страну в будущем? Ответы на эти и другие коренные социально-философские вопросы читатель найдет на страницах предлагаемой работы.


С.А.Николъский

I









В.С.Стёпин



Исторический вызов и проблема общенациональной идеи


    Проблема формирования общенациональной, интегративной идеи не может быть решена без осмысления исторического вызова, который сегодня стоит перед страной.
    Неадекватное понимание сути этого вызова может порождать иллюзорные и утопические проекты, которые хотя в определенный период и могут мобилизовать массы, но затем неизбежно приводят к их разочарованию. Эти проекты, как правило, стимулируют выбор наиболее неблагоприятных и трудных для страны и народа сценариев развития.
    Современные российские реформы выпали на особый период истории человечества, когда нарастающие глобальные кризисы поставили вопрос о поиске новых путей цивилизационного развития. Выбор стратегии реформ одновременно выступает как цивилизационный выбор России.
    Он предполагает понимание целей развития и связан с кардинальными вопросами: куда идет страна, к какому из вероятных сценариев будущего ведут современные реформы, во имя чего большинство граждан переживают сегодняшние трудности (а цена реформ оказалась чрезвычайно высокой). Ответы, хотя бы предварительные, на эти вопросы очерчивают контуры тех подходов, на которых может сформироваться новая интегративная идеология. По существу в этих вопросах выражена проблема высших целей и ценностей, в соотнесении с которыми обретает общественную значимость деятельность людей.
    Мы привыкли мыслить в терминах марксистской формационной модели, и поэтому вопросы, что мы строили и строим, трансформируются в проблему — социализм или капита

5

лизм. Но для осмысления сегодняшних процессов нужны новые средства и иной, более широкий масштаб. Придется размышлять о типах цивилизационного развития.
    Известна концепция А.Тойнби, который выделил и описал 21 цивилизацию. Но среди них можно обнаружить цивилизации, обладающие общими типологическими признаками, соответственно которым можно говорить о типах цивилизационного развития.
    Среди выделенных А.Тойнби цивилизаций большинство принадлежало к традиционным обществам. Этот тип цивилизационного развития был исторически первым. Он возник сразу после того, как человечество вышло из стадии дикости и варварства первобытной эпохи. Древний Китай и Индия, Древний Египет, государства европейского средневековья, общества мусульманского Востока и т.д. — все это образцы традиционных обществ. При всем их своеобразии они имели общие черты и характеризовались воспроизводством, часто на протяжении жизни нескольких поколений, сложившихся видов деятельности и соответствующих им фундаментальных социальных структур, доминированием традиций, мифологических типов мышления, жестким социальным контролем над личностью и ее растворением в корпоративных и клановых отношениях. Традиционные общества можно обнаружить и в XX веке. К ним относились некоторые страны третьего мира, только начавшие путь индустриального развития.
    Традиционные общества длительное время были единственным типом цивилизационного развития, пока не начали появляться примерно 300-400 лет назад общества, принадлежащие к новому историческому типу цивилизаций. Их можно обозначить как техногенные общества и они существенно отличны от традиционных.
    Эти общества возникли вначале в Европе, несколько позднее в Америке (США, Канада) и получили расплывчатое наименование «Запада» по региону их возникновения. Но сегодня оппозиция «Запад-Восток» как обозначение разных типов цивилизаций и культур имеет нечеткий метафорический смысл. В принципе и в западном, евро-атлантическом регионе не все страны одновременно вошли в стадию техногенного развития, что же касается Востока, то, начиная с середины XIX века, в нем появляются техногенные общества (первая из них — Япония), а в XX столетии процесс перехода от традиционного типа развития к техногенному охватывает все большее число стран.

6

    Для техногенного типа цивилизационного развития характерно резкое ускорение темпов общественных изменений, связанных с интенсивным развитием средств и целей деятельности, динамизмом социальных отношений, приоритетом инноваций над традицией, ценностью научной рациональности и технологического прогресса, приоритетной ценностью автономной, суверенной личности, которая не привязана изначально к некоторой определенной социальной корпорации, а развивается благодаря возможности включаться в самые разнообразные связи. Главным фактором в этом типе цивилизации становится технический, а затем научно-технический прогресс, который изменяет тип экономического развития и, вместе с ним, приводит к изменениям системы социальных связей и отношений людей.
    Техногенная цивилизация начала свой разбег в XVII столетии. Ее предпосылками были две мутации традиционных культур — культура античного полиса и европейского христианского средневековья. Их синтез в эпоху Ренессанса сформировал своего рода «культурную матрицу», которая затем была развита в эпохи Реформации и Просвещения и на основе которой начался новый этап цивилизационного развития. После того как он реализовался вначале в странах, объединяемых понятием Запада (Англии, Голландии, Франции, США, Германии, Италии и др.), техногенная цивилизация стала осуществлять экспансию на весь остальной мир. Она активно трансплантировала свои ценности, свою культуру и образ жизни на многие страны и регионы, в том числе и на традиционный Восток, Россию, Латинскую Америку, страны Африки.
    Технологический прогресс обеспечивал рост потребления и улучшения качества жизни, он открывал новые возможности совершенствования военной техники и делал страны, вставшие на путь техногенного развития, более сильными в военном отношении. Неудивительно, что традиционные общества не выдерживали конкуренции при столкновении с техногенной цивилизацией. Многие из них просто исчезали, поглощенные техногенными обществами, многие превратились в колонии.
    Но существовали и такие традиционные общества, которые, чтобы сохранить свою самостоятельность как государства, вставали на путь модернизаций. Это был особый путь перехода в русло техногенного развития, основанный на заимствовании западных технологий, а вместе с ними и определенных пластов чужеродной культуры, которая внедрялась в традиционную культуру.

7

    Так возникли проблемы догоняющих модернизаций и реформ. Страны, сумевшие успешно пройти этот путь, вошли в число развитых техногенных обществ, сохранив многие черты самобытности (например, Япония, осуществлявшая серию реформ с середины XIX в., страны Тихоокеанского региона, сделавшие рывок в современное технологическое развитие во второй половине XX века — Южная Корея и др.).
    История России (начиная с реформ Петра I) — это во многом история догоняющих модернизаций. Г.В.Плеханов в свое время очень хорошо написал, что Россия — это кентавр, который возник в результате петровских реформ, когда Петр I пришил европейскую голову к азиатскому туловищу традиционной России.
    Россия и после Петра переживала несколько крупных, догоняющих модернизаций, ряд прививок западного опыта на тело традиционного общества, осуществляемых сверху, сильной, деспотичной властью, которая, преодолевая сопротивление традиции, ломала старый и насаждала новый образ жизни. Историческая функция реформ самого Петра свелась к тому, что в России появились заводы, промышленность, иноземные привычки, новая армия, которая выиграла шведскую войну. Появилась наука — знаменитый «десант» западных ученых, которые стали основой Российской Академии. Однако российское тело сопротивлялось западным прививкам, и структуры традиционной жизни сохранялись прежде всего в крестьянской массе населения. Российская самобытность во многом определяется этим симбиозом двух различных культур и соответствующих им образов жизни. Они взаимодействовали между собой и часто порождали великие достижения культуры. Известно высказывание Герцена, что Россия на реформы Петра ответила гением Пушкина. Весь золотой век русской культуры XIX в. был результатом самобытного усвоения западного опыта. Россия заимствовала технологии Запада, фрагменты его культуры, но не его гражданский строй. Это гибридное состояние приводило к тому, что Россия все-таки никак не могла войти в русло того ускоренного, динамичного, прогрессивного развития, которым шел технологически ориентированный Запад. Отсюда — новое отставание и как ответ — вторая крупная модернизация, реформы Александра II. Как они начались? Опять был внешний сигнал: Россия проиграла Крымскую войну. Большевистскую революцию я также воспринимаю как особый тип догоняющей модернизации. Проиграли, по существу, войну мировую, перед

8

этим — японскую. Опять стало ясно: надо догонять Запад. Были незаконченные Столыпинские реформы, затем революция, и был ответ на исторический вызов — ускоренная индустриализация страны. Кровавая, потребовавшая сверхнапряжения общества, приведшая к разорению деревни. Но все-таки благодаря ей была одержана победа в Великой войне, а затем Советский Союз вошел в число супердержав.
    Новый цикл отставания обозначился в 70-х годах нашего столетия, когда индустриально развитые капиталистические страны Запада и Востока осуществили научно-техническую революцию, создавшую реальные предпосылки для перехода к информационному обществу, но мы оказались невосприимчивыми к новым информационным технологиям. Мы были обществом закрытого типа, обществом идеологического контроля над мыслями — а это антипод информационному обществу. Перестройка была связана с осознанием, вначале где-то интуитивным, того, что нужна еще одна догоняющая модернизация. Перестройка и в особенности постперестройка, начавшаяся после августа 1991 г., как во всех догоняющих модернизациях, была ориентирована на западные общества, их структуры жизни по принципу: давайте делать как они. Но тут возникает один большой вопрос. Если бы речь шла об обычной догоняющей модернизации, то можно было бы поискать аналоги в своей истории, у других народов и сказать: такие периоды всеобщей смуты бывали, все это переварится, перемелется и со временем будет нормально. Но дело то в том, что сегодня речь идет об особой догоняющей модернизации. Все дело в том, что индустриальный, техногенный тип развития сегодня уже исчерпал свои возможности. Западная цивилизация не просто ушла вперед, а она переходит к постиндустриальному, информационному обществу, что связано с третьим типом цивилизационного развития, который призван разрешить глобальные проблемы современности. Придется отказаться от представлений, что человек — властелин природы и может черпать из нее бесконечные ресурсы. Нужно преодолеть экологический, антропологический кризисы, решить много других, глобальных по своей природе проблем.
    Возникает вопрос: а на что нам ориентироваться? На современный Запад? Он сам находится в поисках и вполне вероятно, что в ближайшие десятилетия станет неузнаваемым. Прежде всего в том, что касается культурных, ценностных оснований жизни. Сегодняшняя ситуация в России не имеет аналогов в ее про

9

шлой истории. И потому она требует особой осторожности, ответственности, взвешенности суждений и действий. Сегодня мы находимся на таком этапе, когда старое уже разрушено, а новое еще не сформировалось. Прогнозировать в такие эпохи — дело неблагодарное, есть множество возможных линий развития. Важно обозначить наиболее опасные сценарии, и соответственно сформулировать своеобразные «правила запрета». Об одном из них — распаде России и гражданской войне сказано уже немало. Но не менее неблагоприятен для будущего страны был бы возврат к тоталитарному курсу. В этом случае реформы проводились бы по уже известному рецепту, о котором в свое время писал Салтыков-Щедрин, по рецепту, знакомому нам по недавнему советскому прошлому: «Как сделать страну нищую и убогую страной богатой и изобильной? 1). Впредь именовать страну нищую и убогую страной богатой и изобильной. 2). Увеличить количество частных приставов».
    Поиск новых стратегий развития, обеспечивающих переход к постиндустриальному информационному обществу, представляет собой исторический вызов, который был предъявлен России в конце XX века.
    В конечном счете именно подавление свобод и стремление к идеологической стерильности в сочетании с факторами экономического характера (негибкость централизованной плановой экономики) привело к обозначившемуся в 80-х годах отставанию страны в области применения информационных технологий, к тому, что НТР 70-80-х годов по существу ее не коснулась.
    Перестройка и последующие реформы, если их рассматривать с учетом этого исторического вызова, имели своей стратегической целью (которая чаще всего интуитивно, неосознанно принималась «прорабами перестройки») демонтаж тоталитарных структур и создание условий для перехода к постиндустриальной цивилизации.
    Важно еще раз подчеркнуть, что постиндустриальное развитие, о котором сегодня много говорят социологи, философы и футурологи, не является простым продолжением техногенной цивилизации. Его, скорее, следует интерпретировать как начало нового, исторически третьего (по отношению к традиционному и техногенному) этапа цивилизационного развития.
    Такой подход заложен уже в описании самых общих характеристик постиндустриального, информационного общества (не только технологических, но и социальных):

10