Концепция методологии естествознания Джона Гершеля : (из истории английского индуктивизма)

Российская Академия Наук
Институт философии

А.Л. Субботин

КОНЦЕПЦИЯ МЕТОДОЛОГИИ
ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ
ДЖОНА ГЕРШЕЛЯ

(из истории английского индуктивизма)

Москва
2007

© Субботин А.Л., 2007
© ИФ РАН, 2007
ISBN 978-5-9540-0068-9

УДК 14
ББК 87.3
С 89

В авторской редакции

Рецензенты
доктор филос. наук Ю. В. Ивлев
доктор филос. наук А. Л. Никифоров

С 89
Субботин, А.Л. Концепция методологии естествознания Джона Гершеля [Текст] : (из истории
английского индуктивизма) /А.Л. Субботин ;
Рос. акад. наук, Ин-т философии. – М.: ИФ
РАН, 2007. – 83 с. ; 17 см. – Библиогр.: с. 000,
библиогр. в примеч.: с. 00–00. – 500 экз. – ISBN
978-5-9540-0068-9.

Книга содержит рассмотрение концепции методологии
естествознания Джона Фредерика Уильяма Гершеля (1792–
1871) – известного английского астронома и естествоиспытателя. Джон Гершель был последним крупным представителем бэконовской традиции методологии науки. Им были
сформулированы правила опытного исследования причинной связи природных явлений, рассмотрены способы формирования научных теорий и ряд других актуальных вопросов методологии естествознания, которые легли в основу
представлений многих последующих философов и методологов науки. Взгляды Гершеля рассматриваются в контексте индуктивистской традиции, охватывающей период от
Бэкона до Милля.

Введение

Первые соображения о методологии опытного естествознания появляются в философии вместе с его
первыми шагами. Их мы находим в далеком XIII веке в
трудах английского ученого монаха, «удивительного
доктора» Роджера Бэкона. В отличие от своих современников, схоластических философов, которые если и
рассуждали о вопросах естествознания, то ограничивались при этом толкованием взглядов на сей счет Аристотеля, Роджер Бэкон при рассмотрении природных
явлений отдался экспериментальной науке. Здесь он
достиг заметных результатов в химии и особенно в оптике и вместе с тем сформулировал ряд важных установок, касающихся методологии познания. Свой основной труд «Большое сочинение» Бэкон открывает
разделом, где рассматривает основные причины человеческих заблуждений. В качестве таких препятствий
на пути познания он указывает: доверие сомнительному авторитету; привычку к традиционному мнению;
предрассудки невежественного ума; невежество и всезнайство, выступающее под маской ложной мудрости.
Он отводил большую роль математике, называя ее «вратами и ключом» к прочим наукам, в которых тем меньше ошибок и сомнений, чем больше удается им опереться на математику. И видел в наблюдении и эксперименте основу и критерий истинного познания. Мы
имеем три способа познания, – указывал Бэкон, – это
авторитет, опыт и рассуждение. Но авторитет не дает
нам знания, если он не подкрепляет разумом то, что
утверждает. А рассуждение, со своей стороны, не может различить софизма в доказательстве, если оно не

будет проверено в своих заключениях достоверными
фактами опыта. Только опыт, эксперимент приводит
разум к полному и истинному постижению явлений
природы, и поэтому «экспериментальная наука есть
единственная госпожа умозрительных наук». Что касается конкретно методов опытного познания, то мы
находим у Роджера Бэкона пример, где он вплотную
подходит к тому способу индуктивного заключения,
составление «таблицы открытия», которое впоследствии опишет его однофамилец Фрэнсис Бэкон. Я имею
в виду его подход к исследованию причины явления
радуги. Бэкон перечисляет целый ряд случаев, которые представляют сбой явления того же порядка, что
и цвета радуги. Это те цвета, которые можно увидеть
в шестигранный кристаллах Ирландии и Индии; в
других формах камней, если они имеют на поверхности бороздки; в каплях воды, падающих с весел при
солнечном свете; в брызгах, летящих с колес водяной
мельницы; в каплях росы, лежащих на траве в ясное
летнее утро; а также когда человек, взяв в рот воду,
брызгает ее против солнечных лучей; или если в масляной лампе лучи подают в известных положениях на
поверхность масла. И эти цвета встречаются еще во
многих других случаях.
Однако общий контур методологии естествознания
как особой области философии вырисовывается гораздо позже. Его мы находим в грандиозной концепции
«Великого Восстановления Наук» Фрэнсиса Бэкона.
Свой труд Бэкон так и не довел до конца. В законченном виде была опубликована лишь первая его часть из
шести задуманных. Она содержала энциклопедический
обзор и классификацию всего человеческого знания.

Эта весьма разветвленная и детальная классификация
замечательна тем, что для каждой теоретической науки
указывалась соответствующая либо существующая,
либо возможная практическая или техническая дисциплина, а также выделялись те научные проблемы и
направления, которые, по мнению Бэкона, нуждались
в разработке. Важное место в классификации отведено
учению о природе, или естественной философии. А великим приложением к естественной философии, как
теоретической, так и практической, является математика. Ибо в природе существует много такого, что не
может быть ни достаточно глубоко понято, ни достаточно убедительно доказано, ни умело и надежно использовано на практике без помощи и вмешательства
математики. Это касается учения о перспективе, музыки, астрономии, архитектуры, сооружения разного
рода машин и других областей знания. И по мере того
как физика, эта теоретическая часть естественной философии, будет приумножать свои достижения и выводить новые аксиомы, она будет во многих вопросах
все более нуждаться в помощи математики – предсказывал Бэкон в своем трактате «О достоинстве и приумножении наук».
Вторую часть «Великого Восстановления Наук»
составлял «Новый Органон, или истинные указания
для истолкования природы». Здесь излагалось собственно учение о методе познания как «законном сочетании способностей опыта и разума». В противоположность дедуктивной концепции знания аристотелевского «Органона» Фрэнсис Бэкон формулирует
индуктивную теорию научного познания, в основе которой лежат наблюдение и эксперимент и определен

ная методика анализа и обобщения их результатов. Своему учению об индуктивном методе Бэкон предпослал
критику типичных заблуждений человеческого разума – «идолов», или ложных, обманчивых образов, возникающих в уме в силу его имманентной к тому предрасположенности и препятствующих правильному и
естественному ходу человеческого разумения. И здесь
Фрэнсис Бэкон шел по стопам своего однофамильца
Роджера. Ум, который питают воля и страсти, склонен
окрашивать вещи в субъективные тона; и тогда люди
верят в истинность предпочтительного и стараются всячески поддерживать и оправдывать то, что они однажды приняли, к чему привыкли или в чем заинтересованы. Эти Идолы Рода – одно из ярких проявлений того,
как «соотнесенное с человеком» способно искажать
«соотнесенное с миром» или, выражаясь иными словами, как представления своего маленького мира люди
накладывают на большой и всеобщий мир. Но в человеческом уме коренятся и иные идолы, связанные с
индивидуальными особенностями людей. Эти Идолы
Пещеры проистекают из особого, присущего каждому
человеку угла зрения на мир, той его «особой пещеры,
которая разбивает и искажает свет природы». А вот
Идолы Рынка навязываются уму языком; они проникают в сознание исподволь, из естественного общения
людей между собой, из стихийно навязываемого этим
общением штампов ходячего словоупотребления. Сюда
относятся и наименования вымышленных, несуществующих вещей, и вербальные носители плохих и невежественных абстракций, запутывающие умы и ведущие
к пустым спорам и ложным толкованиям. Наконец,
Идолы Театра возникают из приверженности людей к

односторонним теориям и превратным доказательствам, мешающим видеть за искусственными мирами,
которые рисуют такие теории, многообразие и богатство действительного мира. Они подобны театральным
пьесам, придуманным для сцены и содержащим более
слаженные и красивые рассказы, нежели правдивые
сообщения из истории.
Научное знание проистекает из опыта, не просто из
пассивно получаемых непосредственных чувственных
данных, а из целенаправленно организованного опыта,
эксперимента, «поскольку природа вещей лучше выражается в состоянии искусственной стесненности, чем в
собственной свободе». Бессистемный, слепой опыт не
играет заметной роли в науке. Опыт должен осуществляться по определенному плану, в определенном порядке и вести от одних экспериментов к новым экспериментам либо от экспериментов к теоретическим аксиомам, которые, в свою очередь, указывают путь к новым
экспериментам. Чтобы найти такие аксиомы, надо руководствоваться правильным методом анализа и обобщения опытных данных. Таким методом в естественной
философии является индукция. Это не та индукция, которая заключает на основании простого перечисления
ограниченного числа благоприятных случаев. Простая
перечислительная индукция чаще приводит к ошибочным, чем к правильным обобщениям и в лучшем случае
имеет эвристическое значение наведения на более или
менее вероятное утверждение. Бэкон поставил перед
собой задачу сформулировать принцип научной индукции, которая производила бы разделение и отбор опытных данных и путем должных исключений и отбрасываний наводила бы на правильные выводы.

Вот в кратких словах суть его индуктивного метода: составление «таблиц открытия» – Присутствия,
Отсутствия и Степеней – и работы с ними. Собирается
достаточное число самых разнообразных случаев наличия того явления или свойства, «форма» которых ищется. Затем берется множество случаев, как можно более
подобных предыдущим, но таких, где это явление или
свойство отсутствует. Затеи – множество случаев, в
которых наблюдается изменение интенсивности этого
явления или свойства. Сравнение и анализ таких таблиц позволяет исключить все то, что постоянно не сопутствует наличию или изменению исследуемого явления или свойства, и сосредоточившись на постоянно
сопутствующем или изменяющемся, в итоге выявить
их «форму». Работу предложенного им индуктивного
метода Бэкон иллюстрирует на примере нахождения
«формы» тепла и приходит к выводу, что она заключается в распирающем движении мельчающих частиц, из
которых состоят тела. Аналогия и исключение составляют главные приемы этого метода. По аналогии подбираются эмпирические данные для таблиц открытия.
Она лежит как бы в фундаменте индуктивного обобщения, которое достигается посредством отбора и выбраковки множества факторов из обилия первоначальных возможностей. Этому процессу могут способствовать исключительные случаи – прерогативные
инстанции, или преимущественные примеры, в которых исследуемое явление так или иначе обнаруживает
свою «форму» более очевидно, чем обычно.
Я напомнил об этих основных понятиях бэконовской методологии науки в работе, посвященной взглядам Джона Гершеля, потому что Гершель прямо и от

крыто объявил себя продолжателем бэконовской традиции. И действительно, через двести лет после Фрэнсиса Бэкона, на существенно иной стадии научного
развития он осмысливал современное ему состояние
естествознания, его методологию и его значение для
человека и общества в духе этой традиции. Правда, говоря о взглядах на индукцию Бэкона и Гершеля, нельзя не обратить внимание на различие в типе проблем,
которые они предполагают разрешать в ходе индуктивного исследования. Строя свои «таблицы открытия»,
Бэкон преследует задачу отыскания «формы» исследуемого явления или свойства, того, что позднее Локк
назовет «реальной сущностью» изучаемого объекта в
отличие от его «номинальной сущности». Гершеля же
интересует исследование производящих причин. Это
разные задачи и в методологическом и в эпистемологическом смысле, и в их решении, как показало последующее развитие науки и ее методологии, эффективность собственно индуктивного метода существенно различна.
Фрэнсис Бэкон не был узким методологом науки,
точнее его концепцию можно назвать философией науки. С успехами в познании природы и ее законов, с
осуществлением на основе этого знания полезных изобретений и технических усовершенствований он связывал рост благосостояния и могущества людей, реформу всего интеллектуального мира и, как бы некогда сказали, «светлое будущее всего человечества». Джон
Гершель разделял такой же оптимистический взгляд на
роль науки. Он писал, что с занятиями естественными
науками и с их успехами связаны более полное удовлетворение физических потребностей людей и улучше

ние условий их жизни. В дальнейшем эти науки придадут разумный характер многим запутанным вопросам социальных и нравственных отношений. Право и
политика постепенно станут экспериментальными науками. А история перестанет быть перечнем тираний и
убийств, которые, обессмертив гнусные деяния прошлых времен, побуждают продолжать их в будущих; она
сделается архивом опытов, удачных или неудачных,
постепенно приближающих нас к решению одной из
самых важных задач общественной жизни: как совместить выгоды правительств с наименьшими неудобствами для управляемой массы рядовых граждан. Как мы
знаем, эта задача остается актуальной и в наше время.
Почему я решил написать о взглядах Джона Гершеля? Во-первых, Гершель обойден вниманием в нашей отечественной литературе по логике и методологии науки. Между тем самые известные его современники, английские философы и методологи науки
Дж.Ст.Милль и Уильям Уэвелл с большим уважением
и вниманием относились к его мнениям. Милль не раз
ссылается на авторитет Гершеля в своей «Системе логики», а Уэвелл, посвящая Гершелю свою «Историю
индуктивных наук», отмечает ту широкую популярность, которую приобрело его «прекрасное сочинение».
Вообще, я думаю, что выдающиеся ученые, работающие в различных отраслях естествознания, часто скорее улавливают и точнее формулируют философские и
методологические проблемы своей науки, чем это делают профессиональные философы. К тому же они
более свободны и беспристрастны в своих суждениях,
не связаны корпоративными установками тех или иных
философских школ или обязанностями комплиментарного к ним отношения.