Интриги

А.П. Чехов

ИНТРИГИ

Москва

ИНФРА-М

2013

УДК 822
ББК 84 (2 Рос=Рус)
Ч 56

Чехов А.П.
Интриги. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 6 с. – (Библиотека рус
ской классики).

ISBN 978-5-16-007141-1
© Оформление. ИНФРА-М, 2013

Подписано в печать 25.12.2012. Формат 60x88/16. 

Гарнитура Newton. Бумага офсетная.

Усл. печ. л. 15,0. Уч.изд. л. 18,72.

Тираж 5000 экз. Заказ №

Цена свободная.

«Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 3800540, 3800543. Факс: (495) 3639212

E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

ИНТРИГИ

a) Выбор председателя Общества.
b) Обсуждение инцидента 2-го октября.
c) Реферат действит. члена д-ра М. Н. фон Брона.
d) Текущие дела Общества.
Доктор Шелестов, виновник инцидента 2-го октября, собирает
ся на это заседание; он давно уже стоит перед зеркалом и старается 
придать своей физиономии томное выражение. Если он сейчас 
явится на заседание с лицом взволнованным, напряженным, красным или слишком бледным, то его враги могут вообразить, что он 
придает большое значение их интригам; если же его лицо будет 
холодно, бесстрастно, как бы заспанно, такое лицо, какое бывает у 
людей, стоящих выше толпы и утомленных жизнью, то все враги, 
взглянув на него, втайне проникнутся уважением и подумают:

Вознесся выше он главою непокорной
Наполеонова столпа!
Как человек, которого мало интересуют враги и их дрязги, он 

придет на заседание позже всех. Он войдет в залу бесшумно, томно проведет рукой по волосам и, не поглядев ни на кого, сядет у 
самого краешка стола. Приняв позу скучающего слушателя, он 
чуть заметно зевнет, потянет к себе какую-нибудь газету, начнет 
читать… Все будут говорить, спорить, кипятиться, призывать друг 
друга к порядку, а он будет молчать и смотреть в газету. Но вот, 
наконец, когда его имя станет повторяться всё чаще и чаще и жгучий вопрос накалится добела, он поднимет скучающие, утомленные глаза на коллег и скажет, как бы нехотя:

– Меня вынуждают говорить… Я не готовился, господа, а по
тому, простите, моя речь будет недостаточно складна. Начну ab 
ovo…1 В прошлом заседании некоторые уважаемые товарищи заявили, что я веду себя на консилиумах не так, как им хочется, и потребовали от меня объяснений. Находя объяснения излишними, а 
обвинение недобросовестным, я попросил исключить меня из числа членов Общества и удалился. Теперь же, когда на меня возводится новая серия обвинений, я, к прискорбию вижу, что мне не 
обойтись без объяснений. Извольте, я объяснюсь.

Далее, небрежно играя карандашом или цепочкой, он скажет, 

что, действительно, на консилиумах он иногда возвышает голос и 
обрывает коллег, не стесняясь присутствием посторонних; правда 

1 с самого начала… (лат.)

и то, что он однажды на консилиуме, в присутствии врачей и родных, спросил у больного: «Какой это дурак прописал вам опиум?» 
Редкий консилиум обходится без инцидента… Но почему? Очень 
просто. На консилиумах его, Шелестова, всегда поражает в товарищах низкий уровень знаний. В городе врачей тридцать два, и 
большинство из них знает меньше, чем любой студент первого 
курса. За примерами ходить недалеко. Конечно, nomina sunt 
odiosa1 но на заседании все люди свои, и к тому же, чтобы не казаться голословным, можно назвать имена. Например, всем известно, что уважаемый товарищ фон Брон проткнул зондом пищевод чиновнице Сережкиной…

В это время фон Брон вскочит, всплеснет руками и завопит:
– Коллега, это вы проткнули, а не я! Вы! И я это докажу вам!
Шелестов не обратит на него внимания и будет продолжать:
– Всем также известно, что уважаемый коллега Жила у актрисы 

Семирамидиной принял блуждающую почку за абсцесс и сделал 
пробный прокол, отчего и последовал вскорости exitus letalis2
Уважаемый товарищ Бесструнко, вместо того чтобы вылущить 
ноготь на большом пальце левой ноги, вылущил здоровый ноготь 
на правой ноге. Не могу также не напомнить вам случая, когда 
уважаемый товарищ Терхарьянц с таким усердием катетеризовал у 
солдата Иванова евстахиевы трубы, что у больного лопнули обе 
барабанные перепонки. Припоминаю кстати, как этот же самый 
товарищ, извлекая зуб, вывихнул больному нижнюю челюсть и не 
вправил ее до тех пор, пока больной не согласился уплатить ему за 
вправление пять рублей. Уважаемый товарищ Курицын женат на 
племяннице аптекаря Груммер и находится с ним в стачке. Всем 
также известно, что секретарь нашего Общества, молодой товарищ 
Скоропалительный, живет с женою нашего достоуважаемого и 
почтенного председателя Густава Густавовича Прехтеля… От низкого уровня знаний я незаметно перешел к погрешностям этического свойства. Тем лучше. Этика – наше больное место, господа, 
и, чтобы не казаться голословным, я назову вам уважаемого товарища Пузырькова, который, будучи на именинах у полковницы 
Трещинской, рассказывал, что будто бы с женою нашего председателя живет не Скоропалительный, а я! Это смеет говорить тот самый господин Пузырьков, которого я в прошлом году застал с женою уважаемого товарища Знобиша! Кстати о докторе Знобиш… 

1 имена ненавистны (об именах умалчивают) (лат.)
2 смертельный исход (лат.)

Кто пользуется репутацией врача, у которого лечиться дамам не 
совсем безопасно? Знобиш… Кто женился на купеческой дочери 
из-за приданого? Знобиш! Что же касается нашего всеми уважаемого председателя, то он занимается втайне гомеопатией и получает деньги от пруссаков за шпионство. Прусский шпион – это уж 
ultima ratio!1

Доктора, когда хотят казаться умными и красноречивыми, 

употребляют два латинские выражения: nomina sunt odiosa и ultima 
ratio. Шелестов будет говорить не только по латыни, но и пофранцузски и по-немецки – как угодно! Он будет выводить всех на 
чистую воду, срывать с интриганов маски; председатель утомится 
звонить, уважаемые товарищи повскакивают со своих мест, завопиют, замашут руками… Товарищи иудейского вероисповедания 
соберутся в кучу и загалдят:

– Гал-гал-гал-гал-гал…
Шелестов же, ни на что не глядя, будет продолжать:
– Что же касается всего Общества, то, при настоящем его соста
ве и порядках, оно неминуемо должно погибнуть. Всё в нем построено исключительно на интригах. Интриги, интриги и интриги! 
Я, как одна из жертв этой сплошной, демонической интриги, считаю себя обязанным изложить следующее…

Он будет излагать, а его партия аплодировать и торжествующе 

потирать руки. И вот, среди невообразимого гвалта и раскатов 
грома, начинаются выборы председателя. Фон Брон и K° горой 
стоят за Прехтеля, но публика и благомыслящие врачи шикают им 
и кричат:

– Долой Прехтеля! Просим Шелестова! Шелестова!
Шелестов соглашается, но с условием, что Прехтель и фон Брон 

попросят у него извинения за инцидент 2-го октября. Опять подымается невообразимый шум, и опять уважаемые товарищи иудейского вероисповедания собираются в кучку и – «гал-гал-гал…» 
Прехтель и фон Брон, возмущенные, кончают тем, что просят не 
считать их более членами Общества. И прекрасно!

Шелестов – председатель. Прежде всего он почистит авгиевы 

конюшни. Знобыша – вон! Терхарьянца – вон! Уважаемых товарищей иудейского вероисповедания – вон! Со своей партией он 
сделает то, что к январю в Обществе не останется ни одного интригана. В лечебнице Общества он прежде всего велит покрасить в 
амбулаторной стены и вывесить объявление: «Курить строго за
1 последний довод! (лат.)

прещается»; засим он прогонит фельдшера и фельдшерицу, лекарства будет забирать не у Груммера, а у Хрящамбжицкого, врачам 
предложит не делать ни одной операции без его наблюдения и т. п. 
А главное, он у себя на визитных карточках будет печатать: 
«Председатель Общества N-ских врачей».

Так мечтает Шелестов, стоя у себя дома перед зеркалом. Но вот 

часы бьют семь и напоминают ему, что пора уже ехать на заседание. Он пробуждается от сладких мечтаний и спешит придать своему лицу томное выражение, но – увы! – хочет он сделать лицо 
томным и интересным, а оно не слушается и становится кислым, 
тупым, как у озябшего дворняжки-щенка; хочет он сделать его солидным, а оно вытягивается и выражает недоумение, и ему теперь 
кажется, что он похож не на щенка, а на гуся. Он опускает веки, 
щурит глаза, надувает щеки, морщит лоб, но – хоть плюнь! – выходит совсем не то, что хотелось бы. Таковы уж, должно быть, 
природные свойства этого лица, что с ним ничего не поделаешь. 
Лоб узенький, маленькие глазки бегают быстро, как у плутоватой 
торговки, нижняя челюсть как-то глупо и нелепо торчит вперед, а 
щеки и шевелюра имеют такой вид, точно «уважаемого товарища» 
минуту назад вытолкали из бильярдной.

Глядит Шелестов на это свое лицо, злится, и ему начинает ка
заться, что и оно интригует против него. Идет он в переднюю, одевается, и кажется ему, что интригуют и шуба, и калоши, и шапка.

– Извозчик, в лечебницу! – кричит он.
Дает он двугривенный, а интриганы-извозчики просят четвер
так… Садится он в пролетку, едет, а холодный ветер бьет ему в 
лицо, мокрый снег застилает глаза, лошаденка плетется еле-еле. 
Всё сговорилось и всё интригует… Интриги, интриги и интриги!