Об ответственности в законотворческой деятельности (теоретический аспект)

ЮРИДИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ 
И ЗАКОНОТВОРЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Г.Т. Чернобель,
кандидат юридических наук
(ИЗиСП)

ОБ ОТВЕТСТВЕННОСТИ 
В ЗАКОНОТВОРЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ 
(ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)

Ответственность как таковая — это необходимость дать отчет в 
своих действиях, поступках и т.п., принять на себя вину за их возможные последствия. Особенности юридической (правовой) ответственности заключаются в том, что она: 1) наступает в качестве 
определенной ретрибутивной (лат. retributio — воздаяние, возмещение, отплата) меры со стороны государства за нарушение определенных правовых обязанностей; 2) связана с отрицательными для 
правонарушителя правовыми последствиями; 3) реализуется в особых процессуально-правовых формах, установленных действующим 
законодательством, что определяет ее превентивно-воспитательное 
значение. Разнообразные виды юридической ответственности обусловлены различиями между отраслями права. Соответственно 
различают ответственность гражданско-правовую, административную, дисциплинарную, уголовную и др.1 Применительно к системе 
органов государственной власти как особый вид юридической ответственности выделяют конституционную ответственность2.

1 
См., например: Самощенко И.С., Фарукшин М.Х. Ответственность по советскому 
законодательству. М., 1971; Базылев Б.Т. Об институте юридической ответственности // Советское государство и право. 1975. № 1; Авакьян С.А. Государственноправовая ответственность // Советское государство и право. 1975. № 10; Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность (Очерк теории). М., 1976; 
Баранов В.М. Теория юридической ответственности. Н. Новгород, 1998; Лучков В.В. Юридическая ответственность в механизме правового регулирования. 
Тольятти, 2004; Хачатуров Р.Л., Липинский Д.А. Общая теория юридической ответственности. СПб., 2007; Бондарев А.С. Юридическая ответственность и безответственность — стороны правовой культуры и антикультуры субъектов права. 
СПб., 2008; Власенко Н.А. Теория государства и права. М., 2009. С. 217–222.
2 
См., например: Шон Д.Т. Конституционная ответственность // Государство и 
право. 1995. № 7; Колосова Н.М. Конституционная ответственность — самостоятельный вид юридической ответственности // Государство и право. 1997. № 2; 
Она же. Конституционная ответственность в Российской Федерации. М., 2000; 
Она же. Теория конституционной ответственности: природа, особенности, структура: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 2006.

Юридическая ответственность и законотворческая деятельность 

Ю.А. Тихомиров говорит об особой организационно-управленческой ответственности органов государственного управления за 
принимаемые ими решения1.
Привлечение к юридической ответственности базируется обычно 
на следующих принципах: 1) принцип неотвратимости ответственности (за любое правонарушение); 2) принцип недопустимости повторного привлечения к ответственности за одно и то же правонарушение; 3) принцип правовой целесообразности (ответственность 
должна соответствовать целям и задачам, отражающим интересы 
общества, государства); 4) принцип справедливости (ответственность 
должна быть адекватной содеянному правонарушению); 5) принцип 
законности (ответственность должна осуществляться компетентными органами государственной власти в соответствующем процедурном порядке на основе действующего законодательства2.
Вопрос об ответственности в законотворческой деятельности издавна вызывал споры в правовой литературе и теоретически не имеет однозначного решения. В частности, после свершения буржуазных 
демократических революций и утверждения в системе государственной власти института народных представителей правовая мысль, 
опираясь на концепцию народного и государственного суверенитета, 
стала проводить идею о безответственности парламентариев. Постулируется, что каждый депутат представляет не конкретный избирательный округ, от которого он избран, а весь народ той или иной 
страны, выражает волю всего народа, поэтому говорить о какой-либо юридической ответственности его перед избирателями некорректно. Императивный мандат (от лат. mandatum — поручение) характеризуется как средство, через которое «частные интересы стремятся 
овладеть управлением страной»3. Объясняется, что императивный 
мандат «господствовал когда-то в старых сословных собраниях, главная роль которых заключалась в том, чтобы доводить до сведения 
короля о нуждах и желаниях больших социальных классов. Когда 
представители народа получили долю общественной власти и стали 
правящим органом, то их первая обязанность заключалась в том, 
чтобы представлять весь народ, но не отдельные партии народа, 
притом они не должны были связывать себя какими-либо обязательствами». Отмечалось, что идея возвращения к концепции ответственности членов парламента перед их избирателями характерна для тех 
стран, где в работе этого государственного органа, стоящего на вершине управленческой системы, «массы начинают принимать… 

1 
Тихомиров Ю.А. Коллизионное право. М., 2003. С. 185.
2 
См.: Власенко Н.А. Указ. соч. С. 217.
3 
Фальбек А. Современный парламентаризм. СПб., б.г. С. 118, 119.

Г.Т. Чернобель 

широкое участие, где существуют народные партии». Опасность 
такого «возвращения» виделась в том, что общество пытается «подчинить себе исполнительную власть и стать правящим парламентом». 
Подчеркивалось, что опасность эта «угрожает всякому парламентарному суверенитету сообразно различным формам правления»1.
Ученые, в частности немецкие правоведы, придерживавшиеся 
концепции правового государства и «суверенитета права» (Rechtssouveränität), доказывали, что нельзя абсолютизировать значение 
органов государственной власти, рассматривать их деятельность вне 
связи с правом. Вся государственная власть в системе социальных 
отношений является правовой властью (Rechtsgewalt), и все ее управленческие функции вытекают из права, верховный суверенитет которого непререкаем. Государство не является чем-то автономным с 
правовой точки зрения. Вся организация правового государства базируется на праве, что обусловливает подчинение всех его действий 
праву. Над суверенитетом государства стоит суверенитет права2.
Идею безответственности парламентариев перед их избирателями 
разделяли не все правоведы дореволюционной России. В частности, 
К.Н. Соколов в своей фундаментальной монографии «Парламентаризм. Опыт построения правовой теории парламентарного строя» 
(1912) посвятил особый раздел обоснованию правовой природы парламентаризма, депутатского мандата его членов, что предопределяет 
императивность этого мандата, правовую ответственность депутатов 
перед теми, кто их избрал, доверил им (депутатам) высокие суверенные полномочия — законодательные полномочия3. «Основной порок 
всех государственных теорий права, — замечал при этом автор, — 
заключается в том, что они понятия права производят от государства…»4.
Видный государствовед Н.И. Лазаревский, говоря о «юридической природе полномочий депутатов», указывал на то, что демократическая мысль, рассматривая парламент «как представительство 
народа», считает вполне естественным, что «парламент должен подчиняться народу. Когда избирателями стали все, подчинение народных представителей избирателям стало психологически неустранимым требованием». Им отмечалось, что «демократическое направление» общественной мысли стремится установить тесную связь 

1 
Фальбек А. Указ. соч. С. 118, 119.
2 
См.: Krabbe H. Die Lehre der Rechtssouveränität. Beitrag zur Staatslehre. Stuttgart, 
1906.
3 
См.: Соколов К.Н. Парламентаризм. Опыт построения правовой теории парламентарного строя. СПб., 1912. С. 337–424.
4 
Там же. С. 387.

Юридическая ответственность и законотворческая деятельность 

между депутатами и избирателями. Входят в обычай отчеты депутатов 
своим избирателям — отчеты как по истечении срока выборов, так и 
в течение легислатуры. Депутаты считают себя связанными обещаниями, данными избирателям, и нарушение этих обязательств начинает резко осуждаться современной политической моралью. Происходит известное перемещение сил: депутат из органа власти над избирателями переходит в такое положение, что избиратели сами 
становятся его «начальством». Н.И. Лазаревский подчеркивал, что 
«учение о народном суверенитете» неминуемо приводит «к сознанию 
необходимости зависимости депутатов от избирателей». И хотя эта 
зависимость выступает пока в качестве морального требования, не 
оформилась еще как юридический институт, «идея необходимости 
подчинения депутатов избирателям с безусловной необходимостью 
вытекает из… бесспорной идеи, что только сам народ властен распоряжаться своею судьбою и что его воля есть воля окончательная»1. 
О «правовой связи» между депутатами и избирателями как реальной 
данности писали другие русские правоведы2.
Концепцию ответственности депутатов перед избирателями развивала социалистическая правовая мысль, что имело определенное 
законодательное закрепление3. Ответственность депутатов перед 
избирателями закреплялась конституционно (ст. 142 Конституции 
СССР 1936 г.). В Конституции СССР 1977 г. содержалась особая 
глава «Народный депутат», в которой (ст. 107) говорилось о депутатской ответственности, о праве отзыва депутатов, не оправдавших 
доверия избирателей4.
Вопрос об ответственности парламентариев, их законотворческой 
деятельности стал предметом внимания в постсоветской правоведческой литературе. Одним из первых актуализировал этот вопрос 

1 
Лазаревский Н.И. Русское государственное право. Т. I. Конституционное право. 
Вып. I. Пг., 1917. С. 138–140.
2 
См., например: Корф С.А. Русское государственное право. Т. I. СПб., 1915. С. 130.
3 
См., например: Постановление ВЦИК от 23 июля 1918 г. «Об отзыве депутатов» // 
СУ РСФСР. 1918. № 104. Ст. 657; Закон СССР от 20 сентября 1972 г. «О статусе 
депутатов Советов депутатов трудящихся» (ст. 6: «Депутат ответствен перед избирателями и им подотчетен»). 
4 
К сожалению, как справедливо отмечают ученые, все это было «лишь импозантной декорацией, скрывавшей весьма непривлекательную действительность». В 
частности, наказы избирателей депутатам официальной партийной пропагандой 
декларировались как выражение воли советского народа, а «на самом деле составлялись, как правило, в кабинетах секретарей райкомов и горкомов и являлись 
способом выбивания дополнительных «фондов» от центральных хозяйственных 
госорганов» (Васильев В.И. «Вертикаль» и «горизонталь». Правовые вопросы организации власти. М., 2006. С. 82). Не принималось во внимание мнение научной 
правовой мысли, которая выступала всего-навсего как «служанка власти» (Левченко В. Безумие науки и кризис права в России. М., 2002. С. 74).

Г.Т. Чернобель 

М.А. Краснов в своей докторской диссертации «Ответственность в 
системе народного представительства» (1993), постулируя, что необязательно существование «жесткого» императивного мандата, который трудносовместим с многопартийным представительным учреждением. Возможна модель «мягкого» императивного мандата, 
позволяющая достичь определенного баланса между двумя сферами 
ответственной зависимости народных представителей — от соответствующей партии и непосредственно от избирателей. Отмечается, 
что «взгляд на народное представительство как на область сугубо 
профессиональной деятельности, как на систему, юридически независимую от источника своей власти, неизбежно консервирует государственность, не дает ей развиваться по пути общественной саморегуляции, не открывает возможностей для депатернализации массового сознания. Такой подход не исключает и развития весьма 
опасных для демократии тенденций…»1. Подвергнуты исследованию 
некоторые социологические аспекты ответственности в законотворческой деятельности наших парламентариев с выделением мысли о 
том, что правообразование всегда связано с определенной юридической ответственностью2. Н.М. Колосова, теоретически исследуя 
проблемы конституционной ответственности органов государственной власти Российской Федерации, ставит вопрос о юридической 
ответственности не только депутатов, занимающихся законотворческой деятельностью, но и парламента в целом3. К сожалению, в современной отечественной литературе, посвященной парламентскому праву, при анализе законотворческого процесса вопрос о юридической ответственности парламентариев не актуализируется.
Таким образом, правовой мыслью и конститутивной практикой 
выработано два вида депутатского мандата, понятие которого отражает объем полномочий депутата, а также форму его взаимоотношений с избирателями: императивный мандат и юридически свободный 
мандат. Императивный мандат означает ответственность депутата 
непосредственно перед избирателями, которые вправе давать ему те 
или иные наказы в соответствии с определенными жизненными 
потребностями, отозвать его в установленном законом порядке, если 

1 
Краснов М.А. Ответственность в системе народного представительства: автореф. 
дис. … д-ра юрид. наук. М., 1993. С. 6, 20. См. также: Он же. Ответственность в 
системе народного представительства (методологические подходы). М., 1995.
2 
См.: Концепция стабильности закона. М., 2000. Глава XI.
3 
См.: Колосова Н.М. Конституционная ответственность — самостоятельный вид 
юридической ответственности // Государство и право. 1997. № 2; Она же. Конституционная ответственность в Российской Федерации. М., 2000; Она же. Теория 
конституционной ответственности: природа, особенности, структура: автореф. 
дис. … д-ра юрид. наук. М., 2006.

Юридическая ответственность и законотворческая деятельность 

он не оправдал их доверия. Концепция юридически свободного мандата не рассматривает депутата как ответственного за свои парламентские действия перед избирателями. Никакими поручениями со 
стороны избирателей депутат не связан и действует в парламенте, 
руководствуясь своими личными представлениями о должном, своей совестью. Свободный депутатский мандат правовую ответственность парламентариев формально заменяет их моральной ответственностью. Например, «выборные представители» парламента Великобритании (считающегося образцовым законодательным органом) 
как представители народа, обладающие большими законодательными правами, официально призваны заботиться не только об интересах общества в целом, но и об интересах отдельных людей. Члены 
парламента регулярно посещают свои избирательные округа, ведут 
еженедельные (по пятницам или субботам) приемы избирателей по 
самому различному кругу вопросов, отвечают на письма и телефонные звонки избирателей, выступают на митингах в своем и чужих 
избирательных округах, анализируют запросы избирателей, их жалобы, а также их инициативы по разработке и принятию тех или иных 
законов. Если у избирателей возникают проблемы, требующие неотложного, срочного решения, они могут позвонить в палату общин 
и попросить, чтобы их соединили с депутатом1. Аналогичным образом выглядит практика взаимоотношений парламентариев с их избирателями в других западных странах. Юридическая неответственность парламентариев закрепляется непосредственно в конституции. 
«Депутат, — гласит, например, ст. 105 (1) Конституции Республики 
Польша, — не может быть привлечен к ответственности за свою 
деятельностью, входящую в сферу осуществления депутатского мандата, ни в период его действия, ни после его погашения. За такую 
деятельность депутат отвечает исключительно перед Сеймом…»
Имеется еще один аспект, характеризующий реальную значимость 
свободного депутатского мандата. В Великобритании, например, 
парламент, состоящий из двух палат (палаты общин и палаты лордов), не является выборным народным представительством в полном 
смысле этого слова. Общепризнана власть палаты лордов, в которую 
входит более тысячи наследственных пэров, духовных и светских 
лордов (герцоги, маркизы, графы, виконты, бароны и королева), над 
палатой общин. Парламент в институциональном смысле не является главным управленческим органом в системе государственной 
власти. Таким органом является правительство, которое «командует 
большинством» в палате общин, занимает «центральное место в 

1 
См. об этом: Макдональд У. Повседневная жизнь британского парламента / пер. 
с англ. М., 2007.

Г.Т. Чернобель 

британской системе управления...»1. Всякий законопроект, принятый 
парламентом, прежде чем станет законом, обязательно получает 
королевскую «санкцию». «Исполнительная власть» как была на вершине управления, так и осталась…
Представляется, что принцип безответственности парламентариев перед их избирателями не согласуется с основополагающими 
принципами демократического правового государства. В правоведении, к сожалению, не до конца еще осмыслено, что следует из теории 
правового государства применительно к системе общественных отношений, связанных с государственным управлением. Подлинная 
природа депутатского мандата теоретически и конститутивно извращена, осталась по ту сторону права.
Если мы говорим о действительно правовом государстве, вся 
управленческая деятельность его органов, включая законодательную 
деятельность парламента (Платон: «закон управляет»), имеет правовой 
характер и, следовательно, связана с определенными правовыми обязанностями, предполагающими всегда определенную правовую ответственность. Презумпция правовой ответственности органов государственной власти — это неопровержимая презумпция, отражающая их правовую природу. Всякое государство, как верно 
подчеркивают ученые, «получает от общества «мандат» на управление 
государственными и общественными делами. Общественный «мандат» означает приоритетное выражение коренных интересов общества, национальных интересов и последовательное соблюдение принципов народовластия»; он (мандат) «возлагает на государство и его 
институты права, обязанности и ответственность. Это обеспечивает 
самостоятельность их действий в правовых пределах, не превращающуюся в полную независимость от общества»2.
Депутатский мандат — это категория права, а не категория политики или нравственности. Правовая сущность и правовая ценность 
такого мандата заключаются в том, что он доверяет, точнее, делегирует парламентарию правовой волей непосредственно самого народа 
универсальные, особые законодательные полномочия (Ж.-Ж. Руссо: 
«законодатель — лицо чрезвычайное в государстве»), имеющие общегосударственное значение и определяющие меру его правовой 
ответственности. Парламент — это не сам народ, это его представительство, базирующееся на правовом доверии народа, легитимизирующем всю депутатскую деятельность. Поэтому в демократическом 

1 
Макдональд У. Указ. соч. С. 73 и др. В одном из центральных залов палаты общин 
по обе стороны от входа стоят статуи наиболее харизматических премьер-министров.
2 
Тихомиров Ю.А. Правовой суверенитет: сферы и гарантии // Журнал российского права. 2013. № 3. С. 6.

Юридическая ответственность и законотворческая деятельность 

правовом государстве депутатский мандат может быть только императивным (лат. imperativus — повелительный), т.е. таким, которому 
избранный народом (а не партией: депутат — слуга народа, а не слуга партии) парламентарий должен строго следовать. Понятие «свободный мандат» — искусственное, надуманное, ничего общего не 
имеющее с правовой природой, правовым предназначением института народных представителей.
Какова семантика слова «свободный»? Независимый, не связанный ни с кем какими-либо обязательствами, отношениями; имеющий право или возможность поступать исключительно по своей 
воле; не знающий каких-либо ограничений, пределов, запретов; не 
стесненный какими-либо нормами, правилами. Следовательно, «свободный мандат» — это не что иное, как презумпция безответственности парламентария, т.е. нонсенс: с правовой точки зрения нет такой презумпции и не может быть по определению. О таком мандате 
некорректно говорить даже в условиях развитого общественного 
правосознания, формирующего правовые чувства, в том числе чувство правовой совести, правовой ответственности.
Обладая правотворческими полномочиями, законодатель несет 
особую правовую ответственность за все свои действия. Какие факторы предопределяют особенность этой ответственности? Ответ на 
вопрос заложен в самой законотворческой парадигме, базирующейся на следующих основополагающих принципах, выработанных научной правовой мыслью, многовековым законотворческим опытом: 
1) принцип адекватного отражения объективных общественных потребностей; 2) принцип понятийно-терминологической определенности; 3) принцип модальной сбалансированности; 4) принцип государственного гарантирования соблюдения правовых нормативов.
Всякая разумная человеческая деятельность — это удовлетворение 
определенной потребности, т.е. испытываемой необходимости в 
определенных условиях жизни, общественного развития. В демократическом государстве общественная необходимость определяет 
содержание законотворческой деятельности, ее глубинные мотивы, 
целенаправленность, системно-смысловую структуру нормативноправовых установок, эффективность их действия.
В дихотомической социальной структуре «общество — власть» 
правовые потребности отличаются своей нормативностью, поэтому 
так важно определить, насколько они реальны, объективны. Вопросы 
правовой нормативности — это вопросы повседневного человеческого бытия, благополучия, общественной безопасности. Как справедливо подчеркивал К. Маркс, «законы, не дающие объективных 
норм, являются террористическими законами, вроде тех, какие изоб

Г.Т. Чернобель 

рела крайняя государственная необходимость при Робеспьере и испорченность государства при римских императорах»1. Подобного 
рода «необходимость» не имеет ничего общего с объективными общественными потребностями, выступает чистейшим произволом, 
антиподом логически необходимого в сфере социальных отношений2.
Социальные потребности обусловливают содержание общественной практики, ее мотивы, целеустремленность, служат источником 
общественной активности. Объективно необходимое определяет весь 
строй законотворческого процесса, смысловую структуру его функциональных параметров. Право, неверно отражающее закономерности общественного бытия, социальные потребности, базирующееся 
на ложных посылках, оценках, ничего общего не имеет с реалиями 
общественного развития.
Если оценивать современную российскую правовую действительность, надо признать, что в сознании российского гражданина тот 
или иной закон не всегда воспринимается как акт, адекватно отражающий его реальные потребности, интересы. Как отмечал немецкий философ К. фон Эккартсгаузен (XVIII в.) в труде «Кодекс, или 
законоположение человеческого разума», законодатель должен быть 
человеком надежным, т.е. справедливым, лишенным политических 
заблуждений, не должен создавать «случайных» законов3. Российский законодатель не является таковым. Его правотворческие акции 
осуществляются порой без достаточно глубокой проработки назревших общественных проблем, их последовательной концептуализации, научной, социологической обоснованности. Не искоренена 
практика келейной, засекреченной выработки нормативно-правовых 
решений. Не налажено проведение опросов населения при решении 
законодательных проблем в масштабах как всего государства, так и 
отдельных регионов. Имеются «недодуманные» законодательные 
решения, половинчатые по своему содержанию, не соответствующие 
духу времени, неправильные, подготовленные и принятые в спешном 
порядке. Все это не способствует повышению регулятивного престижа законодательных нормативов, их функциональной эффективно
1 
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 14. 2-е изд. М., 1955.
2 
В свое время много внимания этому вопросу уделял русский правовед К.А. Неволин. Так, отмечая противоборство двух начал «при образовании законодательств» (начал необходимости и начал произвола), он указывал, что люди находятся «под владычеством необходимости», которая по природе своей весьма 
многолика (физическая, нравственная, историческая, логическая и др.). Только 
следуя необходимому порядку вещей, законодательство получает «надлежащее 
развитие и направление» (Неволин К. Энциклопедия законоведения. Т. 1. Киев, 
1839. С. 55–57).
3 
См.: Эккартсгаузен К. фон. Беседы мудрого / пер. с нем. М., 2009. С. 368, 369.

Юридическая ответственность и законотворческая деятельность 

сти, стабильности, не культивирует в обществе здоровых правовых 
чувств.
Принято множество текущих законов и кодифицированных актов 
(кодексов), и все это без учета общественного мнения (А.С. Пушкин: 
«государство сильно мнением народным»)1, без всенародного обсуждения. Народ наш не является субъектом законотворческого процесса. Вековечный чиновничий синдром: обращение с народом как со 
своим слугой. Рядовой гражданин «лишен возможности хоть как-то 
повлиять на принимаемые государственными органами решения… 
Политическая роль индивидуума сводится по существу лишь к тому, 
чтобы время от времени выбирать своих повелителей»2. С социальной 
точки зрения «высшим законом» фактически выступает не благо 
народа, а благо чиновничьей бюрократии, миллиардеров, мошенников 
и коррупционеров всех мастей. Нет сострадания к нуждам простого 
человека. Рыночные отношения таковы, что все и вся продается без 
зазрения совести, ничего святого не осталось. Приватизация 1990-х 
годов, которую сам Президент РФ назвал грабительской, замедлила 
необходимые демократические реформы, а «некоторые из них, — как 
справедливо отмечают ученые, — сделала невозможными … стала 
крупнейшей социальной катастрофой…»3.
Всякое нормальное государство прежде всего заботится о развитии сельского хозяйства, образования, здравоохранения. С «легкой 
руки» наших парламентариев сельское хозяйство России запущено 
невиданно, огромную часть продуктов закупаем за рубежом. Во многих регионах катастрофически сокращается молочное животноводство. Деградирует система образования, что является серьезной угрозой национальной безопасности России. Платная медицина становится недоступной для обедневших слоев. Поэтому развито 
отчуждение российских граждан от государственной власти, включая 
ее парламентский уровень. Законодатели наши еще ни разу не выступали в суде как ответчики за несправедливые, неправовые законы.
Задача заключается в том, чтобы создать организационно-правовой заслон немотивированным (или недостаточно мотивированным) 
законодательным актам. Только достаточно мотивированный правовой норматив может быть облечен в форму закона. Всякая спешка 
при разработке законопроектов не может быть оправданной. Во 

1 
См.: Шепелев Д.В. Влияние общественного мнения на законотворчество // Правотворчество в Российской Федерации: проблемы теории и практики: сборник 
научных статей. Материалы научно-практической конференции, состоявшейся 
13–16 апреля 2009 г. в Российской академии правосудия. М., 2010.
2 
Поздняков Э. Российское гражданское общество. Иллюзии и реальность // Политический класс. 2006. № 10 (22). С. 104.
3 
Пастухов В. Преданная революция // Новая газета. 2013. № 1.