Методология науки: проблема индукции

УДК 1
ББК 87
Л33

Р е ц е н з е н т ы:

доктора философских наук, профессора
Б.Л. Губман, В.В. Ильин

Лебедев, С.А.
Методология науки: проблема индукции :
монография / С.А. Лебедев. – М. : АльфаМ,
2013. – 192 с.

ISBN 9785982813404

Анализируются содержание, сущность и функции индукции как метода научного познания. Раскрывается историческая
динамика представлений о возможностях этого метода на различных этапах развития философии и науки. Дается критический анализ индуктивизма и неоиндуктивизма как направлений
методологии науки. Отдельная глава посвящена проблеме оправдания индукции Юма в современных философских интерпретациях.
Для научных работников и специалистов в области логики,
методологии и философии науки. Представляет интерес для
студентов и аспирантов.
УДК 1
ББК 87

© Лебедев С.А., 2013
© «АльфаМ», 2013

Л33

ISBN 9785982813404

ВВЕДЕНИЕ

Вопрос о том, что такое индукция и каково ее место в научном познании, всегда привлекал к себе
пристальное внимание философов и ученых. И сегодня
проблема индукции, понимаемой как способ движения
мысли от единичного и частного к общему, от фактов к
законам и теориям, остается одной из центральных в методологии науки [47]. Это не случайно, так как проблема
индукции непосредственно связана с оценкой роли эмпирического опыта, данных наблюдения и эксперимента
как основы, источника и критерия истинности научного
знания. А то, что научное познание часто начинается с
эмпирического исследования познаваемых объектов и
должно соответствовать в своих выводах данным наблюдения и эксперимента, ни у кого из ученых не вызывает
сомнения.
Уже античные ученые и философы осознали важное
гносеологическое значение данной проблемы и положили начало ее систематическому обсуждению. Конечно,
темпы разработки индуктивной проблематики и интерес
к ней на протяжении всей истории познания у разных
философов и ученых были различными. Но, пожалуй,
лишь применительно к эпохе Средневековья можно говорить о некотором затухании интереса к проблеме индукции, да и то прежде всего в плане отсутствия какихто
новых подходов по сравнению с античной философией.
Во все остальные периоды развития европейской философской мысли, особенно начиная с Нового времени,
вопрос об индукции как методе научного познания занимал одно из центральных мест в гносеологических исследованиях науки и научного познания.
Не стали исключением в этом отношении логика, методология и философия науки XX в., когда был сформулирован и разработан целый ряд новых подходов к решению проблем индукции1. Попрежнему главной темой
дискуссий остается вопрос о том, где, как и для чего используется, может или должна применяться индукция в
процессе научного познания. Понятие индукции, как и
многие другие логикометодологические категории (дедукция, анализ, синтез, вывод и т.д.), не является однозначным, так как существует много разных видов выводов, обозначаемых данным термином, что подчеркивает
их противоположность дедуктивным выводам и дедуктивному способу научного познания. В данной работе
под индукцией мы будем понимать «обобщения на основе опыта», а под «индуктивным методом в науке» – «способ движения научной мысли от данных наблюдения и
эксперимента к научным законам и теориям», а также
«экстраполяцию имеющегося опыта на будущее». Такое
понимание индукции отличает ее как от математической
индукции, так и от многих недемонстративных, вероятностных рассуждений, хотя несомненно, что многие индуктивные выводы можно рассматривать как недемонстративные аргументы.
Пристальное внимание методологов различных школ
и направлений к вопросу о роли индукции в научном познании объясняется его тесной связью с такими кардинальными проблемами философии науки, как природа
научного знания, пути и методы получения нового знания в науке, соотношение теоретического и эмпирического уровней знания, критерии приемлемости научных
законов и теорий, способы их обоснования. То или иное
решение проблемы индукции всегда оказывало сущест6
Введение

1 Среди отечественных публикаций, специально посвященных проблеме индукции, см. работы В.С. Швырева [104, 105, 106], Б.Н. Пятницына [74, 75, 76], Г.И. Рузавина [79], А.И. Ракитова [77], А.И. Уемова
[95] и др. См. также наши работы [43, 44]. О состоянии и тенденциях разработки индуктивной проблематики в современной методологии науки
достаточно хорошее представление дают материалы международных
конгрессов по логике и методологии науки [143]. Хорошим введением в
анализ современных зарубежных концепций индукции и индуктивной
логики является переведенная на русский язык книга Г. Кайберга [28],
содержащая внушительную библиографию зарубежных работ по проблемам индукции и вероятности. См. также [31, 113, 116, 119, 118, 124,
125, 143, 144, 140, 147].

венное влияние и на общую гносеологическую ориентацию ученых и философов: их приверженность сенсуализму или рационализму, эмпиризму или априоризму, интернализму или экстернализму и др.
Так, в античную и средневековую эпохи вопрос об
индукции как методе научного познания ставился и решался в связи с попытками философов найти и объяснить природу первых принципов, «начал» знания. При
этом если древнегреческие философы, придя к выводу о
проблематичном характере индукции, все же признавали
ее необходимость в научном познании, то в Средневековье, когда первые принципы считались уже найденными
и не подлежащими никакому сомнению божественными
истинами, индукция считалась не только проблематичной, но и излишней в познании.
В Новое время многие мыслители вслед за Ф. Бэконом считали индукцию, по существу, главным или даже
единственным методом получения научного знания. Полагая, что истинный метод научного познания – это движение мысли от единичного и частного к общему, от отдельных чувственных восприятий к научным законам и
теориям, классические индуктивисты выдвинули программу построения индуктивной логики как логики
открытия и доказательства научных истин. Методологическая несостоятельность этой программы, которая на
протяжении ряда веков была своеобразной методологической опорой в борьбе ученых со схоластикой и умозрением в науке, станет достаточно очевидной лишь к концу
XIX в. Начиная с этого времени индукция будет связываться уже не с проблемой открытия и доказательства научных законов и теорий, а с проблемой их подтверждения
опытом, с возможностью количественного градуирования научных гипотез по степени их подтверждения «фактами».
В XX в. в логическом позитивизме вместо старой эмпиристской программы построения индуктивной логики открытия была выдвинута новая – построение индуктивной
логики подтверждения. Сформулированная в 1930х гг.
лидерами логического позитивизма Г. Рейхенбахом и

Введение
7

Р. Карнапом, она стала одной из центральных проблем
неопозитивистской философии науки, а ее реализация –
одной из главных стержневых линий эволюции неопозитивизма. Хотя логические позитивисты в области индуктивной проблематики получили немало ценных результатов конкретнонаучного характера (в частности, активная
разработка
этой
проблематики
способствовала
созданию многозначных и вероятностных логик), однако
в целом вопрос о роли индукции в научном познании ставился и решался ими неверно. Прежде всего это было
обусловлено их неверными представлениями о самом научном познании, трактуемом, как правило, с субъективноэмпиристских и интерналистских позиций.
Пытаясь доказать, что согласие законов и теорий с
опытными данными является не только необходимым,
но и единственно научным основанием их принятия, логические эмпиристы абсолютизировали роль эмпирических данных, что неизбежно вело их к неверным выводам
о роли и месте индукции в научном познании. Многие
современные философы и ученые не разделяют таких
представлений индуктивистов, так как они явно ведут к
недооценке творческой роли мышления и теорий в динамике науки и научного знания. В отношении классического индуктивизма очень точно и глубоко в свое время
высказался Ф. Энгельс: «По мнению индуктивистов, индукция является непогрешимым методом. Это настолько
неверно, что ее, казалось бы, надежнейшие результаты
ежедневно опрокидываются новыми открытиями» [58.
Т. 20. С. 543]. Научное познание, развивал свою мысль
Энгельс, представляет собой творческий процесс относительноистинного отражения действительности, «а относительные понятия не поддаются индукции» [58. Т. 20.
С. 542].
Хотя современный индуктивизм значительно отличается и по содержанию, и по форме от классического бэкономиллевского индуктивизма, критический анализ
показывает, что у них имеется ряд общих черт. Какие это
черты? Основой и источником научного познания являются эмпирические данные; между теоретическим и эм8
Введение

пирическим знанием существует отношение сведения
(хотя бы частичного) первого ко второму; согласие законов и теорий с эмпирическими данными является единственно научным основанием их принятия – вот предпосылки, на которые опирались как классические индуктивисты,
стремившиеся
создать
индуктивную
логику
открытия научных законов и теорий, так и неоиндуктивисты, пытавшиеся построить индуктивную логику их
подтверждения. Для всех индуктивистов была характерна недооценка социальной природы научного познания
и стремление решить проблемы истинности и обоснования научного знания, не выходя за пределы самой науки.
Эта позиция получила в современной философии и методологии науки название интернализма. Ему противостоит экстернализм как стремление привлечь при объяснении функционирования и развития научного познания
различного рода социокультурные факторы и детерминанты, в частности практическую деятельность, как
важную (наряду с исследуемым объектом) основу, источник и критерий истинности научного знания. Находясь
только внутри системы научного знания, индуктивисты
сталкиваются с необходимостью чисто теоретического
оправдания индукции как метода научного познания.
Но, как показал еще Д. Юм, использование индукции не
может быть оправдано разумом, так как любое такое оправдание будет либо заключать в себе логический круг,
либо вести к логическим противоречиям. По данным современных исследований эти выводы Юма в полной мере относятся и к пониманию индукции как вероятностному аргументу. Более того, только положительное решение проблемы индукции позволяет надеяться на
доказательство возможности достижения наукой объективной истины. Конечно, отрицательное решение проблемы индукции открывает дорогу различного рода субъективным, скептическим и априористским концепциям
научного познания, но это не может служить утешением
для тех ученых и философов, которые хотели бы сохранить веру в опытный характер научного познания и одновременно его объективную истинность. Здесь выход моВведение
9

жет быть только один – принятие концепции объективной
детерминации
научного
познания
и
всех
его
результатов не только объектом познания и исторически
достигнутым уровнем развития научного знания, но и
коллективным характером научной деятельности, а также ее прямым «замыканием» на потребности практики и
инновационного развития общества1 [41].
Основы позитивнодиалектической эпистемологии
были сформулированы в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса,
а позднее развиты в работах отечественных философов
(В.А.
Лекторского,
В.С.
Степина,
Д.П.
Горского,
М.К. Мамардашвили, П.П. Гайденко, А.П. Шептулина,
Н.В. Мотрошиловой, В.Н. Сагатовского, В.С. Библера,
Л.Н. Косаревой, В.А. Штофа и др.). Многие идеи и установки позитивнодиалектической парадигмы научного
познания получили отражение в таких эпистемологических концепциях, как «неклассическая эпистемология и
философия науки», «социокультурный анализ науки и
научного познания», «антифундаменталистская эпистемология», «постнеклассическая философия науки». Эвристический
потенциал
позитивнодиалектической
концепции научного познания далеко не исчерпан. Более того, он как никогда актуален в наше время, когда в
области философии и методологии науки все больше заявляют о себе либо откровенный эклектицизм, либо явная теоретическая растерянность под мощным натиском
методологического анархизма и постмодернизма. Одной
из сверхзадач данной книги является демонстрация эвристического
потенциала
позитивнодиалектической
эпистемологии. На основе историкофилософского анализа развития представлений о познавательных возможностях индукции будет не только дана объективная гносеологическая оценка различных концепций индукции,
но и предложено позитивное решение проблемы индукции, ее роли и места в методологическом арсенале современной науки.

10
Введение

1 Обоснованию социокультурной и практической обусловленности научного познания посвящены работы [32, 41, 48, 49, 66, 85, 86, 88].

ИНДУКЦИЯ И ПРОБЛЕМА
НАХОЖДЕНИЯ «НАЧАЛ» ЗНАНИЯ

1.1. Особенности античной науки

Вопрос о месте и роли индукции в научном познании – одна из самых старых проблем теории
познания. Уже античные философы задумывались над
тем, как в познании осуществляется переход от единичного и частного к общему, от менее общих идей к более
общим, можно ли с помощью чувственных данных обосновать истинность законов и теорий. Отвечая на эти вопросы, античные мыслители исходили из определенных
представлений о самом научном познании. Понятия
«знание», «научное знание», «философия», «наука» не
были еще в достаточной степени «разведены» и часто
употреблялись как синонимы. Это было связано с тем,
что в античную эпоху конкретнонаучное знание хотя и
существовало (и даже в относительно развитой форме,
если говорить о таких науках, как геометрия, астрономия, механика, история), однако не было отдифференцировано от других родов знания (например, от философии). Поэтому и вопрос об индукции как методе научного познания ставился античными мыслителями в общей
форме, а именно – как вопрос о роли индукции в достижении знания вообще.
Анализ представлений античных философов о научном познании показывает, что эти представления имели
свое основание во всей материальной и духовной культуре того времени и во многом были обусловлены реальными особенностями античной науки, носившей созерцательный и умозрительный характер. Древнегреческая
наука была созерцательной прежде всего в том смысле,
что основной формой ее развития были не экспериментальные исследования, не активное и целенаправленное
испытание природы, а приемы простого наблюдения,
чувственного и мысленного созерцания природы. Эта
созерцательность отражала характерное для античного
общества резкое разделение труда на физический, возложенный в основном на рабов, и умственный, считавшийся одной из привилегий свободного гражданина. Общество, в котором физический труд рассматривался как необходимое занятие рабов, но не свободных людей, как
занятие, «бесчестящее свободных людей» [58. Т. 20.
С. 643], конечно, не могло способствовать развитию экспериментальных исследований, требующих, как известно, определенных физических усилий, а главное – иного
отношения к труду.
Постоянно воспроизводимый разрыв между умственным и физическим трудом объективно обусловливал «созерцательную» позицию древнегреческих ученых и порождал у них представление, что именно созерцание, чувственное или умственное, является основным источником
и средством научного познания. Философское сознание
того времени, которое в своей сущности всегда есть не
что иное, как «духовная квинтэссенция» эпохи, рефлексировав это «естественное» представление, положило его
в качестве одного из самоочевидных принципов при объяснении научного познания.
«Представление о познании как о созерцании, – отмечал известный отечественный исследователь античной философии А.С. Ахманов, – сказалось прежде всего
на философской терминологии греков. В самом деле,
слово “теория” (theo¯ria), обозначающее научное постижение действительности, переводится на русский язык
словами:
“смотрение”,
“наблюдение”,
“обозрение”.
Слово “идея” (idea), которое Платон употреблял для обозначения постигаемого в понятиях истинно сущего или
идеального прообраза вещи, а Демокрит применял иногда вместо термина “атом”, имеет значение вида, зримого, так же как и слово “эйдос” – “вид”» [8. С. 12].
Согласно представлениям древнегреческих философов, человеческий разум способен «видеть», «созерцать»

12
Глава 1. Индукция и проблема нахождения «начал» знания